Пчелиный волк. Эдуард Веркин
на высококачественное цифровое фото и передал в компетентные инстанции.
К ведению дневника я охладел, а где-то через неделю после диарейного переворота меня вдруг ни с того ни с сего стали таскать к нашему психологу. Обычно всех раз в месяц таскали, а то и реже, а меня прямо каждую неделю, зачастил я к психологу, короче. И каждый раз он выдавал мне целую простыню с подковыристыми вопросами.
Любите ли вы пельмени? Когда вы видите лягушку, что вам хочется предпринять? Какие у вас заветные желания? Вы не помните, как вас зовут? Что бы вы сделали со своими родителями, если бы встретили их?
Пятьсот вопросов и каждый семнадцатый про то, что я бы сделал с папой и мамой. Мания какая-то просто.
В конце концов мне это надоело, и я сказал, что на самом деле я хочу с ними сделать. По пунктам. Только вот жаль, что найти их нельзя. Я бы много дал, чтобы их найти, руки бы не пожалел, честное слово.
И, чтобы не быть голословным, я стал эту руку отгрызать. Левую, в районе локтя. Психолог сначала за огнетушитель схватился, затем за директором побежал. Директор спустился довольно быстро.
Тогда я вообще в разболтанных нервах был, уже полруки почти отгрыз. А как увидел директора, он еще с такой наглой рожей пришел, в каждом глазе по два Макаренко, всего четыре, я сразу понял, кто заказал мой дневник, ну и прыгнул.
А так и надо. Он прочитал мой дневник, я сломал ему ухо, все честно.
Директор, кстати, не сильно обиделся, в милицию сообщать не стал. Сообщил в психушку. В результате чего я некоторое время клеил коробочки в компании с настоящими психами в лечебнице. Было тоскливо. Не то чтобы дурачки меня очень уж угнетали, нет, просто кормили только манной кашей и иногда макаронами. Такая пища разрушает мозг.
Я разрушал мозг почти два месяца, потом вернулся в «Гнездышко Бурылина». Директор долго беседовал со мной, зачитывал цитаты из работ великих педагогов и опасливо поглядывал на мои кулаки. Но я был смиренен, как овечка зимой.
После того случая у нас с директором не было проблем. Почти. Во всяком случае, больше мы не дрались.
– А вообще паренек способный. – Директор снова потер ухо. – Талантливый такой…
Ухо, кстати, стало у него гораздо красивее, перелом придал ему вид свернувшейся на солнце амбистомы [6], что интриговало, будоражило мысль.
– У него самые высокие результаты…
– Да-да, – Седой кивнул. – Отличные, действительно, характеристики. А как насчет родителей?
Директор пожал плечами, как бы говоря о том, что родителей у меня нема.
– Вот и отлично. – Седой хлопнул в ладоши. – Вернее, это, конечно, не отлично, у каждого должны быть родители. Но если так уж случилось, что у тебя их нет… Кстати, как у тебя с физкультурой и спортом?
– Он у нас просто Геркулес! – вставил директор. – Подтягивается, кросс бегает. А ловкость какая! Просто поразительная…
Директор поморщился.
– Это очень хорошо, – Седой бросил папку на стол. – Теперь я хочу поговорить… Тет-а-тет, так сказать.
Директор послушно
Амбистома – земноводное.