Варяжский сокол. Сергей Шведов
черного обряда, – тихо, но веско произнес Завид.
Гордону вдруг стало душно, рука его невольно потянулась к вороту рубахи, но остановилась на полпути. Он вдруг почувствовал, что душит его ожерелье кудесника Чернобога и это его он сейчас хочет сорвать. Гордона бросило сначала в жар, потом в холод. Тогда, пятнадцать лет назад, он усомнился в силе Волосатого. Тому было много причин. Но главная – непомерно раздувшееся самомнение. В какой-то миг ему показалось, что он способен управлять богами и обделывать с их помощью свои дела. Впрочем, этот миг длился достаточно долго, так долго, что он сумел добиться женщины, которой жаждал обладать, и самого высокого ранга посвящения. Над страхами других людей он просто смеялся. И охотно внимал речам своих новых друзей, называвших Чернобога деревяшкой. Увы, тогда он еще не знал, что за все в этом мире приходится платить. И не только монетами. Он вдруг увидел пухлые губы Синильды, раскрытые словно для поцелуя, и почувствовал запах, исходящий от ее тела и дурманящий голову.
– Утоли его жажду! Утоли!
– Что?! – Гордон дернулся всем телом и с изумлением уставился на кудесницу Ангельду. – Что ты сказала?
– Это сказала не я, – холодно отозвалась Ангельда. – Это сказала богиня Макошь.
Однажды Гордон уже слышал эти слова. Их произнесла княгиня Синильда в первую ночь их любви. Тогда между ними еще стояла тень княжича Драговита. Хотя нет, тенью Драговит стал много позже, а тогда он был еще полон сил и настолько нравился своей мачехе, что она буквально обезумела от страсти. Но этой страсти мешал отец Драговита, князь Витцан. Это ему, мужу княгини Синильды, принадлежало право распоряжаться ее судьбой. Правда, лишь до той поры, пока она не стала с помощью ведуна Гордона и своей родственницы Ангельды ведуньей Макоши. Витцан умер, но Драговит своего отношения к Синильде не изменил. И тогда все превозмогающая страсть княгини переродилось в лютую ненависть. Впрочем, у молодого ободритского князя и без Синильды было много врагов, они и воспользовались безумием княгини, чтобы свести с ним счеты не только при жизни, но и после смерти.
– Утоли его жажду! Утоли! – так якобы сказала Синильде богиня Макошь, толкая ее на ложе ведуна Гордона. И княгиня повторила их на брачном ложе, которое стояло здесь же пред ликом Велеса, ибо это он вступал в связь с ведуньей Синильдой, а вовсе не Гордон, бывший тогда лишь сосудом для проявления божественной страсти. Увы, тогдашний Гордон в участие Велеса в их соитии не верил, а теперь, похоже, придется расплачиваться за проявленный когда-то скептицизм. Гордон не сомневался, что никто не мог слышать слова, произнесенные тогда почти в беспамятстве Синильдой, но тем страшнее было ему вновь услышать их из уст кудесницы Ангельды, которая сумела передать не только их суть, но и интонацию.
– Чью жажду нужно утолить? – хрипло спросил Гордон.
– Жажду бога, – выразил общее мнение Завид. – Нужно повторить ваш брачный обряд с Синильдой, дабы связь между богом Велесом и богиней Макошью не ослабла.
– Но