Детонатор. Александр Тамоников
нацелился, а? Признайся.
– Ни на что я не нацелился, – буркнул Красоткин, успевший пожалеть о том, что задержался покурить.
– Скромничаешь. Таишься. Напрасно. Я ведь не американский шпион.
Нудгин захихикал, довольный своей глупой шуткой, а Красоткин поперхнулся дымом и закашлялся, мучительно побагровев при этом. После памятного разговора с Наташей он совершенно охладел к шпионской тематике и даже не захотел смотреть последний фильм об агенте 007, за похождениями которого следил на протяжении многих лет.
– Ладно, – сказал он, отправляя окурок в урну, – мне пора. Дел много.
– Знаем, какие у тебя дела, – опять подмигнул Нудгин. – Тебя там с утра дожидаются.
– Кто? – опешил Красоткин.
– Двое в штатских костюмах, но наружности отнюдь не штатской.
Наблюдая за реакцией собеседника, Нудгин прищурил один глаз. Красоткину показалось, что его ударили кулаком под ложечку. Изо всех сил. Так, что перехватило дыхание, а в глазах потемнело.
– Двое? – переспросил он непослушными губами.
– Ага, – подтвердил Нудгин. – У твоей двери торчат и все зырк-зырк. Вылитые сотрудники ФСБ. А чего ты испугался? Совесть нечиста?
На этот раз он не захихикал, а загоготал, наслаждаясь своим остроумием.
– Мне бояться нечего, – пробормотал Красоткин, с трудом перебарывая желание броситься наутек.
Умом он понимал, что двое в штатском скорее всего действительно являются сотрудниками Федеральной службы безопасности, но явились они не по его, Красоткина, душу, а для конвоирования контейнера с тромонолом. Однако, увы, в принятии человеком решений участвуют не столько мозги, сколько всевозможные первобытные инстинкты. И они, эти инстинкты, подсказывали Красоткину, что ему следует бежать, бежать, бежать.
Несмотря на свою врожденную тупость, старший научный сотрудник Нудгин правильно угадал, что у Красоткина совесть нечиста. С недавних пор его перестали беспокоить проблемы финансовые, зато стали тревожить вещи другого рода. Например, существование правоохранительных органов России… Уголовное законодательство с его ответственностью за измену Родине… Ну и многое другое, чем и поделиться-то было не с кем, потому что Наташа предпочитала делать вид, будто ничего особенного не произошло. Красоткин ей завидовал. Хотел бы он тоже обзавестись подобной амнезией.
– Мне бояться нечего, – повторил он, повернулся к Нудгину спиной и покинул лестничную площадку.
Ноги у него были слабые, норовили подогнуться в коленках, а при виде двух мужских фигур в коридоре совсем отказались идти, поэтому Красоткин был вынужден остановиться, делая вид, что роется в карманах.
– Владимир Васильевич, мы к вам, – окликнул его один из двоих мужчин.
Рассмотреть его, стоящего на фоне залитого солнцем окна, было невозможно, но Красоткин узнал голос и испытал невероятное облегчение. Словно с его плеч свалилась гора, а он благодаря этому сделался легким и невесомым, как воздушный шарик.
Почти не касаясь ногами пола,