Купальская ночь. Елена Вернер
брызнули жиром. Пришлось даже наклонить ее, чтобы распределить парафин, но пламя все равно не выравнивалось. Катерина решила погасить ее – она как раз подумывала над тем, что пора наведаться к Оле до наступления темноты, чтобы потом не бродить в потемках. Надо поблагодарить добрую женщину за гостеприимство и еще раз уверить, что она прекрасно устроилась и здесь. Задув огонь, Катерина бросила взгляд на окно и оцепенела.
В комнате она была не одна.
На подоконнике, забравшись с ногами и поставив подбородок на колени, сидела девушка и смотрела на закат. Ее лица видно не было, но весь силуэт вырисовывался на фоне светлого розовато-синеющего неба графически четко. Узкие, чуть поджатые плечи, скрещенные тонкие лодыжки, безвольно опущенная рука с голубым незабудковым браслетом на запястье. Волнистые волосы, спутанные речной водой и ветром, спадают до самой талии, точнее, до подоконника.
Катерина никогда не видела эту девушку в таком ракурсе, но ей не понадобилось и секунды, чтобы узнать ее.
Потому что это была она сама.
Глава 2. Купальский костер
Сад опрокидывался к реке.
Катя сидела на подоконнике и представляла, что, если уронить на бок ковшик с гречкой, то крупа высыплется на стол ровным склоном – точь-в-точь их сбегающий к реке сад. Как будто его тоже кто-то опрокинул. Небо на западе, куда выходило окно небольшой вытянутой комнатки, полыхало красным заревом. Солнце только-только село в пышные кучевые облака, перевалившие через горизонт.
Катя подумала о бабушке Тосе, маминой маме. Это так странно, так непостижимо – на небе загораются первые звезды, в траве перестали стрекотать кузнечики, и на их смену приходят цикады, оконное стекло задребезжало от проехавшего за воротами ПАЗика, а бабушка этого больше никогда не узнает. Никогда больше ее руки не заплетут утром седую косу и не уложат ее на затылке в смешной крендель. Никогда больше она не выйдет на крыльцо, и куры не бросятся к ней с кудахтаньем со всех уголков двора, а Найда, полудворняжка-полуовчарка, не залает, заслышав ее шаги за калиткой. Вчера было сорок дней, как она умерла, а мир продолжает жить как ни в чем не бывало. И она, Катя, продолжает тоже.
Досидеть на поминках было выше ее сил. Собрались бабушкины знакомые, соседи, которые знали ее с детства. Так ведь бывает в маленьких городках: все друг друга знают. И бабушку Тосю тоже знали. И любили. Помянули, выпили не чокаясь несколько раз, но потом разговор все равно перетек в другое русло, и еще раз, и еще, и иногда сидящие за столом забывали, по какому поводу они здесь собрались. Обычно жизни довольно скоро наскучивает скорбеть – для Кати, впервые столкнувшейся с утратой, это стало открытием. Тягостным и неприятным. Она ушла в комнату и с трудом дождалась, когда все разойдутся, чтобы помочь матери убрать со стола под навесом.
А на похороны она вообще не приехала, послушавшись матери, Алены. На тот день была назначена олимпиада по русскому языку, в которой Катя должна была участвовать. Сама она не раздумывая бросила бы все и села на поезд,