Портрет мертвой натурщицы. Дарья Дезомбре
Я должна тебе кое-что рассказать! – возбужденно прошептала Маша, и он на секунду прикрыл глаза. Не сейчас. Он не готов это слышать. Лучше уж головомойка от начальства.
– Прости, – сказал он холодно, – мне нужно к Анютину.
И быстро вышел из-за стола, стараясь не дотрагиваться до нее. Но не выдержал и у двери – обернулся. Маша смотрела ему вслед обескураженно и – обиженно. Андрей постарался улыбнуться: мол, все хорошо, ты делаешь отличный выбор, а меня ждут дела, и выскочил в коридор.
– Черт знает, во что мы вляпались! Была банальная «бытовуха» – и вот, на тебе! – Анютин в возбуждении ходил взад и вперед по кабинету. Андрей сидел за столом и только поворачивал голову туда-сюда за начальством. – Международный масштаб, грозятся подключить Интерпол, тьфу! Теперь надо найти вора, найти эскизы этого Энгра и вернуть во Францию, найти убийцу… Все? Ничего не пропустил? Ну, что ты молчишь? Какие версии?
Андрей вздохнул:
– Может, он вообще француз?
– Кто?
– Преступник. Согласитесь, стащить рисунки во Франции, к тому же в провинции, где все на виду, иностранцу сложно. Да еще потом через границу перевозить…
– Ну, как-то через границу они все-таки переехали… – задумчиво возразил Анютин, садясь обратно в кресло.
– А если попросить французов разобраться с их стороны? Скорее всего тот, кто рисуночки из Монтобана тиснул, и с убийцей как-то связан.
– Не обязательно, – помрачнел Анютин. – Там, по-видимому, цепочка перекупщиков. Не перекладывай дело на французов: рисунки, может, и их, но трупы-то, трупы-то – наши.
– М-да. Кому везет, тому и отдуваться, – закончил Андрей свое крайне содержательное выступление перед начальством на «бис».
Надо звонить французам. И просить об этом Машу. И поторопиться – пока она не укатила на Туманный Альбион.
Он
Мать отвела его к психотерапевту лет в одиннадцать.
– Он стал опасен, – сказал однажды отец барственным профессорским басом маме по телефону. И она поверила.
Отец совсем перестал его брать к себе, и он почувствовал себя откровенно несчастным: почти не разговаривал и мог проводить целые дни, калякая на чертежных листах, которые мать приносила с работы. На другой стороне лист был чист и годился для рисования. Мать вздыхала, глядя, как за один вечер квадрат тонкой бумаги, покрывающий полностью их стол на маленькой кухне, заполняется рисунками, часто никак не связанными между собой.
И ежели бы кто-нибудь, кроме тетки, которая и в сорок лет была уже подслеповата, жалел бы мальчика по-настоящему и интересовался им, он бы заметил, что рисунки эти будто дневник. Дневник его мыслей за день.
Вот он вспомнил свой сон. Там опять было море, и мальчик изобразил пустой берег и дуб, похожий на тот, про который он учил в стихотворении А.С. Пушкина. Потом он размышлял о профессии аквалангиста, что притягивала его и пугала одновременно – плавать он не умел. И на листе появлялся водолаз с огромным