Кошачьи проделки (сборник). Дорин Тови
Большего же пространства нам не удалось для нее расчистить в том снегу глубиной в два фута, что покрывал паддок. И когда мы появлялись с недоуздком в руках, это всегда вызывало у нее радостный энтузиазм. Поэтому когда я, прижавшись щекой к ее щеке, нежно осведомилась, пойдет ли она гулять и Аннабель в ответ резко вскинула голову, показывая, что хватит разговаривать, пора открывать калитку и выходить без промедления, то вина за полученную мной травму лежала полностью на мне. Это, впрочем, не отменяло того факта, что она почти сломала мне нос. Схватившись за него, с глазами, полными слез, я, пошатываясь от боли, кружила за ее калиткой. Кровь закапала на снег – зрелище, при котором мне еще больше стало жаль себя.
Чарльз, который начал меня утешать, в этот момент заметил спускающихся с холма людей. «Ш-ш – они тебя услышат», – сказал он, поскольку Чарльз типичный британец, который верит, что надо при всех условиях держаться молодцом в присутствии посторонних. Все еще держась за нос и постанывая, что он сломан, я, шатаясь и спотыкаясь, завернула в домик Аннабель и грустно сидела там на соломе, размышляя о темной стороне содержания осла и пережидая, пока пройдут люди.
Мне недолго пришлось ждать реванша. Когда посторонние прошли, я вышла из ослиного стойла, и Чарльз заверил меня, что мой нос по-прежнему на месте. Аннабель потянула меня за мой дафлкот[18], дабы показать, что она просто пошутила, и мы с запозданием отправились на нашу прогулку. Через Долину; по ведущей в деревню тропе, по которой рудокопы старых времен носили свинец; потом обратно мимо жилого фургона, где живет певец, который, к отвращению старика Адамса, летом выращивает в своих тачках герань, и старик Адамс всякий раз, проходя мимо, громко комментирует: ну что, дурак уже высадил свои сорняки?
Когда мы проходили мимо фургона, Аннабель шла своей раскачивающейся походкой вьючного ослика, на тот случай, если в фургоне был кто-то, кто мог ее видеть. Там же она подобрала пачку из-под сигарет. Страшно довольная, что мы над ней посмеялись, она стала пробираться дальше, неся пачку во рту, как собака кость, а я сказала: как жаль, что никто ее не видит, никто никогда не поверит с наших слов, что она проделывала такое. В это время в поле зрения появились-таки два человека, они поднимались на холм в нашем направлении. При виде них Аннабель втянула пачку в рот – по-прежнему, однако, оставляя достаточную часть снаружи, так что было видно, что это сигаретная пачка, – и принялась ее есть.
«С нее станется», – с чувством сказала я. Будет нести ее десять минут, словно выполняя цирковой трюк, а в тот момент, когда мы будем мимо кого-нибудь проходить, начнет ее есть, просто чтобы показать людям, как мы морим ее голодом.
Ответа от Чарльза не последовало. Оглянувшись со своей позиции справа от Аннабель, я обнаружила, что Чарльз вдруг исчез. Заглянув поверх ее широкой спины, я увидела его стоящим на коленях в другой стороне, с красным лицом. Когда я спросила, что он делает, он, шатаясь, поднялся на ноги и сам начал ковылять кругами.
Полупальто с капюшоном, застегивающееся на петли из шнура и деревянные пуговицы; было популярной формой одежды на флоте.