Сочи любим очень. Лидия Яковлевна Лавровская
и играй с тем, кто сможет тебе «уделить время». Да все в институте, маленьком южном филиале серьезного московского заведения, после обеда не больно-то корпели – разговорчики, перекурчики, чаечки бесконечные! О Сашинах успехах слыхали, но вид белобрысого мальца, расставляющего на доске фигуры загорелой лапкой с обкусанными ногтями, вначале как-то расслаблял… Зря! Потому что Саша приходил, выигрывал, приходил еще, еще выигрывал.
И так восемь раз. Победил и живописного адепта йоги и сыроеденья, без пяти минут кандидата наук Горченкина. Тот, в отличие от других, воспринял свое поражение драматически. Еще долго всем очень нервно объяснял, что «… в эндшпиле зевнул, потому что позвали к телефону по крайне, крайне важному делу и, находясь в состоянии…»
– Ага, аффекта! Потому и убил старушку-процентщицу! И съел слона, а надо было просто сделать рокировочку… – издевался инженер Щепкин, острослов-насмешник, спортсмен и книголюб – да, да, водились в ту пору и такие технари! Сам он, проиграв Саше, только хохотнул и долго жал ему руку, чуть не оторвал, здоровяк такой.
Последним Сашиным соперником оказался соперник главный, самый опасный – тоже кандидат в мастера Геннадий Иванович Моргунов, начальник архива. Розовощекий, седой, смахивающий на Деда Мороза, хоть и без бороды и меховой шапки. Зато в шляпе и плаще: с ведома начальства собирался домой, «к студентке моей, к дочке, приболела!» (Позднее его чадо, любимое, буквально трясся над ней – мама потом объясняла.) В бумажном царстве Моргунова – полки, полки, полки, папки, папки, папки… – Саша сразу замерз. Тоже заторопился, явно забуксовал точно съежившимися от холода мозгами…
И проиграл.
– Зонтик хоть есть у тебя? Вы же, молодые, нежные! Дома чай с лимончиком, с лимончиком попей обязательно. Вишь, батареи все никак не включат! – наставлял Геннадий Иванович, запирая на замки грохочущую железную дверь, но Саши уже и след простыл… Уже несся прочь, прочь от позорного, неожиданного поражения: ну да, после восьми-то побед! И дождь, и ветер противный колючий – ничего не замечал…
Сказать, что расстроился тогда – ничего не сказать. Вот же какой облом получился! Бездарно сдал неплохо начавшуюся партию… Геннадий Иванович спешил, и я повелся, не сумел затормозить его блиц-игру: «Давай, давай скорей думай, Сашок!» Правда, мне только-только исполнилось девять, а Моргунов был раз в шесть-семь старше… Всегда не очень-то я любил блиц, вот и сказал бы: «Сыграем в другой раз, если спешите! В ДРУГОЙ РАЗ!» Но это один пацан из сотни, наверно, сумел бы жестко возразить. Или надо было просто разжалобить Деда Мороза: холодина тут у вас, как на Новый год, пощадите-отпустите! В общем, сдал игру за полчаса каких-то. Помню, дома один, стуча зубами, вместо чая «с лимончиком, с лимончиком» мрачно напился ледяного молока из холодильника. Заболею – и пусть! И хорошо! Но Бог, добрый Боженька малолетних растяп все-таки меня пожалел. Повелел: быстренько поешь что-нибудь, все равно ничего с тобой не случится! И уроки садись делай, завтра в школу!
А