Особенная. Лидия Чарская
ния, то обрывающаяся на полуслове, то неожиданно возобновляющаяся речь…
Все беспокойны… Все сердца наполнены одним и тем же желанием – скорее бы встретить, дождаться, увидеть…
Прохладный августовский денек хмурился и грозил встретить тучами и дождем вернувшихся на родину путешественников. Серое небо вяло и как бы нехотя смотрело на землю. Утренний ветерок пронизывал тело неприятным колючим холодом. Все было до крайности скучно, серо и пусто в природе этим уже почти осенним утром.
Невысокая, элегантно одетая дама под темной вуалеткой[2] стояла неподалеку от вокзального колокола и, не отрываясь, смотрела в туманную серую даль, откуда должен был вынырнуть заграничный поезд. Вот она нетерпеливо сдернула вуалетку, мешавшую ей смотреть. Из-под загнутой сбоку фетровой шляпы выглянуло красивое, еще молодое обеспокоенное лицо. Живые, полные блеска серые глаза смотрели ясно. Яркие губы были полуоткрыты и временами вздрагивали от волнения.
Трудно сказать, сколько ей было лет; ее лицо было изменчиво; оно то улыбалось – молодо, весело и беззаботно, – то хмурилось и как-то разом, в один миг, старело. Дама волновалась, это было видно по всему.
– Боже мой! Скоро ли? – чуть слышно сорвалось с ее губ, и глаза ее вновь настойчиво впились в серую пелену утреннего тумана.
– Поезд! Поезд идет! – послышался за ее спиной чей-то нервно вибрирующий голос.
Дама вздрогнула и подалась вперед. Действительно, вдали показались два огонька, прорезавшие серый туман. Но как они еще далеко!.. Чуть приметно, бледно мерцают они вдали. Озноб нервного напряжения охватил даму. Ее сердце учащенно забилось, грудь под нарядной кружевной пелериной манто бурно вздымалась от прерывистого дыхания.
– Господи! Когда же? – беззвучно произнесли ее дрожащие губы, и вся она замерла в мучительном ожидании приближающихся огненных точек. Вот они ближе… Ближе… Яснее… Вот уже можно различать медленно ползущее чугунное тело локомотива… Слава Богу, теперь уже скоро…
Толпа встречающих бесшумно сосредоточилась у края платформы. Ни слов, ни возгласов больше не было слышно… Вот высокий полный субъект купеческого вида, с окладистой бородой, снял цилиндр и, вынув клетчатый фуляровый[3] платок, вытирает им пот с лица, не отрывая в то же время жадного взора от приближающегося к дебаркадеру огромного чудовища. Какая-то маленькая старушка с моськой под мышкой суетливо топчется тут же, поминутно вздыхая. Подле нее девочка с глазами, полными мучительного ожидания, смотрит на огненные точки и чуть внятно шепчет что-то побелевшими губами. Вот еще и еще разные лица… Мария Александровна Карская (так звали красивую элегантную даму) смотрит на купца, на девочку и на старуху с моськой рассеянным взглядом человека, думающего о чем-то другом, и снова ее глаза обращаются к заветным фонарям локомотива. Теперь они уже совсем близко, тут, почти рядом…
Наконец поезд подполз вплотную к платформе и остановился. Бесшумная толпа носильщиков метнулась к вагонам и моментально растворилась в темных недрах купе. Мария Александровна двинулась было за толпой встречающих, но вдруг, сообразив что-то, подалась назад и, подойдя к вокзальному колоколу, остановилась возле него. Отсюда она могла отлично видеть выходивших из вагонов пассажиров. Не отрывая от глаз лорнета, она, исполненная мучительного ожидания, смотрела туда, откуда вслед за носильщиками, нагруженными чемоданами, пледами, корзинами и сундучками, выходили вновь прибывшие. Слышались восклицания, шум приветствий, поцелуи, слезы и смех. Напряжение разом разрешилось…
Мимо Карской шли теперь торжествующие, счастливые люди, об руку с теми, ради кого они сегодня приехали сюда. Вот идет толстый краснолицый купец, бросая вокруг себя радостные улыбки; с ним рядом – полная рыхлая женщина в маленькой шляпке, с добродушным лицом. Вот маленькая старушка с моськой и девочка ведут под руки красивого бледного, болезненного вида господина в безукоризненно сшитом дорожном костюме. Глаза старушки полны слез, но она не замечает их. И девочка тоже плачет – хорошими, счастливыми слезами.
Что-то подступает к горлу Карской. Ей тоже хочется заплакать… Что-то сдавило ей грудь. Нервы напряглись до крайности. Ожидание становится почти нестерпимым. Ее глаза с тревогой перебегают с одного вагона на другой, тревожно впиваются в каждое новое лицо, появляющееся на платформе.
– Да где же она? Где же? – бессвязно лепечут губы. – Её нет… Она не приехала… Со следующим поездом, значит? – и Карская готова уже бежать с расспросами по поводу прихода следующего поезда к стоящему неподалеку начальнику станции, готова расплакаться, как ребенок, но вдруг ее останавливает чей-то голос:
– Мама!
Карская вздрагивает, оборачивается с живостью девочки и во все глаза смотрит на ту, которая только что позвала ее.
Перед ней высокая, стройная девичья фигурка в сером платье. Из-под дорожной шляпы выглядывает красивое юное личико. Что-то бесконечно милое, близкое, родное видится в нем Карской…
Мария Александровна пытливо вглядывается в эти милые, дорогие ей черты, в большие яркие глаза девушки…
Вуалетка – короткая вуаль.
Фуля́р – легкая и тонкая шелковая ткань.