Другие вольеры. Волонтёрские записки. Алина Пожарская
хочешь в суд сходить?»
Я поперхнулась.
«Судят малолетку, – продолжала она, – за то, что покупала в зоомагазе котят и отреза́ла им головы. Был ещё парень, но его по малолетству отпустили. Нужно побольше слушателей. Это в четверг».
В четверг я стою в центре зала её станции метро и глазею по сторонам. Во «ВКонтакте» у Кристинки дерево на аватарке и цитата Махатмы Ганди в статусе: «Если желаешь, чтобы мир изменился, сам стань этим изменением». Я тогда ещё подумала, что узнаю её, наверное, по каким-нибудь дредам и огурцам на штанах. Но потом увидела в подписках «Светка Супер Ноготки» и поняла, что обойдёмся без дредов.
Но всё-таки я её вижу сразу.
Выбегает навстречу: невысокий рост, гладкие рыжие волосы, бежевый пуховик. Чёрные, немного раскосые глаза, лучезарная улыбка.
– Привет, извини, давно ждёшь? Поехали, там ещё телевизионщики подойдут, движухи будет много, маразма тоже.
Мы забиваемся в поезд в сторону центра.
– Ну, рассказывай! – кричит она мне в ухо. – У тебя есть собаки, кошки?
– Два кота! – ору в ответ.
– Подкидыши?
– На помойке нашла обоих!
– Кастрировала?
У меня, кажется, ползёт вверх правая бровь.
– Не-а, – отвечаю. – Но с этим нет проблем. А у тебя – Вадос, так?
О Кристинке я всё-таки успела немного узнать, пусть не во «ВКонтакте», а в Инстаграме. «Вадос – мой лучший любимый друг!» – сообщает она под фотографией годовалого овчара с болванским выражением на морде.
Когда таким образом основные моменты прояснились, Кристинка рассказывает мне о деле.
Началось всё в лохматом году, когда оба – и парень, и девка – были школьниками. Парню на тот момент не было и шестнадцати, поэтому его отпустили. Девка чуть старше и огребает теперь в одиночку. Они ещё и встречались, а потом он её бросил. Бабья доля – полный набор.
В предбаннике уже собрался народ: парочка активистов – тоже лет на пять меня младше, пара Кристинкиных сокурсников и охранник в скафандре, как у Дарта Вейдера.
– …Я вообще часто езжу в Вязёмы, – рассказывает кому-то низенькая девчонка с пухлым и грозным лицом. – Там мой знакомый сидит. А сюды у меня вообще аккредитация. Активистка, спрашивают? Чё, правда, что ли? Ага, а по мне прям незаметно, да? Бесит.
Девчонку отбрасывает дверью в сторону, и в предбанник вваливаются люди с камерой, штативом и предприимчивыми лицами.
– Макс, – представляется парень лет под тридцать, с чёлкой а-ля «первый парень на районе» и профессиональной хитрецой в глазах. – Пойдёмте, пойдёмте, скоро начало.
Охранник сканирует нас, и мы поднимаемся на третий этаж.
– Вот эта?
– Ага.
Девка-живодёрка сидит в трёх метрах боком к нам, нога на ногу, лицо рябое и не выражает абсолютно ничего. В нашу сторону не смотрит; краем глаза уловив камеру, спокойно берёт папку и заслоняет ею лицо. В таком положении и остаётся.
– Значит, так, – говорит Макс, не особо стесняясь живодёрки. – Кто из вас активисты? Вот вы все? Короче, смотрите, мы делаем сюжет. Вот после