Кого не жалко. Владислава Николаева
– предохраняет органы зрения от попадания постороннего вещества, при этом оставляет возможность быть бдительным. Со стороны кажется, что он доволен. Ничуть не бывало. Каменно стоит между моих колен, касаясь голым торсом бортика бассейна, только и ждёт неосторожного замечания, чтобы выдернуть меня на твёрдый сухой камень и безнадёжно протестующую утащить в дом.
Нахмыкиваю бессмысленный мотивчик, чтобы его успокоить. По жёсткой груди скользит жидкая белая пенка. Обнаглел он у меня. Зная мою любовь к водным процедурам, сам мыться перестал. Заставляет заботиться о себе. Прям и не знаю – может, в каком-то дворце насмотрелся, как безропотные гурии трут своего блистательно лысого падишаха?
Отвлекаюсь, чтобы вытащить из-под зада вонзившееся краем блюдце. Он, конечно, невозмутим, будто не сам и не специально усадил. Продолжаю напевать на одной ноте через нос. Тщательно массирую голову и промываю волосы, иногда выдёргиваю руку, чтобы пройтись по чёрной бородке. Усы и бороду подстригает сам. Наверное я с режущим предметом в руке у самого горла ещё навеваю неприятные воспоминания, а то бы уже препоручил.
Смывать ещё дольше, чем мочить. Черпаю горсть за горстью, проверяю не мылятся ли ещё пряди, перебирая их кончиками пальцев. Скручиваю отмытые жгутом через плечо. Омываю торс обеими горстями, оттираю от въевшейся по полям пыли, скручиваю серыми жгутиками. Приваливаюсь к мокрой груди, чтобы оттереть спину. С предплечьями и плечами обхожусь уже без излишней аккуратности, тру докрасна. Он даже отступает и ополаскивается, прогнувшись назад, чтобы успокоить кожу. Наконец, моё время.
– Я не вижу решения, – Тибр говорит спокойным голосом. На Совет это неизменно действует. Тибр не говорит зря и попусту, его слова следует воспринимать буквально и с первого раза, потому что такого человека неприемлемо заставлять повторяться.
Старейшин подмывает переспросить, откровенно видно, какого труда им стоит сдерживаться. Тибр невозмутимо стоит перед сотней, достойных голоса, за половинчатым пюпитром, на который положено класть ребром левую руку. Длинная одежда не колышется. За спиной уважительно стоят Илан и Трур.
Старейшина Арою тяжело вздыхает.
– Даже если бы мы готовы были пренебречь вашим психическим благополучием, положительный ответ на предложение будет означать потерю миротворческого потенциала… Нам некого будет выставить на защиту! – более эмоционально выпалил старейшина, дёрнув тяжёлую грудь вверх, но сдержав порыв подняться и взволнованно забегать по Залу, как говорят, было с ним в кабинете, когда стало ясно, какой выбор встал перед Советом.
Тибр невозмутимо молчал, наблюдая за Старейшиной одними глазами.
– Истинные воины! – всплеснул Арою тяжёлыми руками, выдёргивая их из белых крыльев одежд. – Трое на мир – вполне достаточно! Если не требуется подставить их под удар, от которого если не сломается тело, то падёт дух…
– Кто знал, что разум оставит их раньше, чем силы… – не совсем по уставу высказался из-за