Танец поневоле. Арбен Кардаш
Не знаю, почему ты не хочешь побывать в моей шкуре, попытаться понять мою душу. Разве ты не из этого села, сын мой?
У меня одно слово, милый мой сын: я хочу, чтобы ты насовсем переехал в село и позаботился о наследии предков. Мне жить осталось – с птичий век. Сегодня еще дышу, завтра меня уже не будет. Привези свою семью. Я жду не дождусь своих внуков. До сего дня ты их мне не показал и на этот раз приехал без них. После телеграммы я надеялся, что ты приедешь вместе с ними. И имена у них такие, что никак не запомнишь. А как бы им подошли имена дедушки и их покойной бабушки! Разве мало у нас хороших старинных лезгинских имен? Дети лезгина должны носить лезгинские имена. В районе мы найдем тебе работу, и жена твоя не останется без дела. Только не будь у нее под каблуком, будь мужчиной, имей лезгинский дух. Куда иголка, туда и нить тянется. Не будет так, дела примут другой оборот. Пусть она приедет, уговори ее, убеди. Я приму её как родную дочь. Научим её нашим обычаям, нашему языку. Ты и сам не представляешь, как прекрасен наш язык. Поговори хоть раз на языке твоей матери с Шалбуз-дагом, с Большой рекой, с ключами и водопадами Красной горы, лишь тогда почувствуешь всю сладость нашего языка.
Ты помнишь учившую тебя в нашей школе Тоню-учительницу, Антонину Николаевну? Приехала вместе с мужем, нашим односельчанином Агаси, работала в селе, родила и вырастила восьмерых детей, и лезгинским языком овладела, и обычаи наши переняла, в полуобвалившийся дом отца Агаси вдохнула жизнь, обзавелась крепким хозяйством. Великая женщина, честь и хвала ей! Приведи её в пример своей жене, расскажи о ней. Может быть, снизойдет до нее, стукнет в голову…
Говорят ведь, не послушаешься старшего – попадешь в большую беду. Как бы тебе потом не пожалеть. А про все остальное я тебе говорил. Не позорь меня перед народом, сын мой. Оставь мне возможность с открытом лицом появляться на киме[7].
Ты думаешь, я пасу колхозных бычков потому, чтобы не помереть с голоду? Нет! Мне совестно, что дом мой пустует. У всех дома детский гомон, жизнь течет. А я уподобился одинокой сове, сын! Как бы твое сердце ни остыло к нашей стороне, привези хотя бы одного моего внука. И я не так буду тосковать, и он вырастет нашим, местным, человеком, станет хозяином нашего пустующего дома, наследником. Я словно тот орел со сломанными крыльями, которого ты видел у нас под навесом. У орла в сердце небо, а у меня в сердце ты, сын. Если для тебя и я, и отчий дом, и село ничего не значат, приезжай, по древнему обычаю сбрось меня с какой-нибудь скалы и отправляйся восвояси. И могиле своей матери скажи: «Забудь меня!» Больше ничего я тебе не скажу.
Написать это письмо мне помог Кудрат.
Хочу немного добавить. Только ты не обижайся. После нашего застолья, когда мы с дядей Камалом вернулись домой, он оставил рог тамады на столе на террасе. Утром его там не нашли. Чист ли на руку таксист, что привез тебя? Из наших односельчан никто бы не позарился на этот рог. Это большое горе для моего соседа, и я опозорился перед ним. Хранившийся веками, рог пропал из нашего дома, сын мой…
С
Ким – место, где в свободное от работы время собирается часть взрослого мужского населения.