Земля чиста, вода светла. Ольга Апреликова
умрет. И так уж от эликсира он стал поживее и сил добавилось. Голова больше вообще не болит. Только сладкого все время хочется.
Выпрыгнув из кареты в холодный воздух и запах моря, Яд потянулся, подставляя лицо серому солнышку. А потом принялся за дело вместе с Хозяйкой: они вытаскивали измельчавших детишек из кареты, вываливая их, слюнявых и теплых, на щебенку, обдирали оболочки влажной и вонючей одежды, потом волокли к дыре под крепостной стеной.
– Пауки их съедят?
– Нет, уложат в компост под грибницей, – Хозяйка содрала пропотевший парик, забросила в траву. Блеснул белый череп. Взгляд ее сразу стал жутким, как из-под земли. – Тепло, мягко, сладкие сны. Мои пауки – умные твари. Знают, что от живой подкормки толку больше, чем от дохлятины, долго могут заставлять сердчишки биться… А из грибницы – эликсир. Что встал? Хочешь стать удобрением? Пошевеливайся!
Волнами пауков мелкие тела одно за другим смывало во мрак. Последняя, конопатая девчонка, показалась Яду страшно маленькой. И ей спать в ядовитой паутине остаток жизни? Им всем?
– Нюня, – проворчала Хозяйка. – Что побледнел-то! Дурак! Нашел, кого жалеть. От этих-то никому пользы, что жили бы, что – нет. Удобрение, помнишь? Тупая, сочная суть жизни. Ну да, пауки их сто лет баюкать не будут, как иссохнут – на помойку.
– Они умрут?
– И что? Ведь все люди смертны, так какая разница, когда?
Яд посмотрел на пустое небо, потом на едва ковыляющих цугом к красной жестянке пауков-бочек, которых подгоняли крупные белые пауки:
– Ты и меня сожрешь?
– Пока еще нет. Рановато. Видишь паучков с эликсиром? Их там внизу старшие пауки откармливают долго, доооолго. Я хочу посмотреть, какой эликсир накопится в тебе, мой сладкий, если подольше покормить тебя этими паучками. Вдруг съем тебя – и стареть перестану?
От ужаса Яду показалось, что рот переполнился кислой паутиной и она вот-вот поползет наружу. Хозяйка оскалилась:
– Хочу жить долго, ездить далеко, – она подтолкнула жестянку к паукам. – Я их королева, паучья мамка. Сплошные заботы, поверь. Их же надо кормить, – она посмотрела в сторону ненасытной черной дыры под стеной. – Там целый лабиринт, я же говорила тебе. Семья большая, корма много надо, но зато и эликсир – мечта.
– Ты стала человеком, чтобы кормить их?
– Ну да. А еще люди такие вкусные… Что мне захотелось попробовать мир на человечий вкус.
Она наклонилась, цапнула паучка с эликсиром, раскусила брюшко, напоказ почмокала. Выплюнула остатки. Глаза ее, наглые и холодные, недвижно смотрели на Яда. Он посмотрел, как, отчаянно зацепившись за травинку, все еще шевелится передняя часть паучка и дрожат крохотные лоскутья, оставшиеся от брюшка:
– Выходит, ты ешь своих детей? Если ты им мамка?
– И что? А ты, сладенький, – мое любимое блюдо. Когда захочу – тогда и съем.
Яда трясло. Надо спастись, но как, если голова такая тупая, мутная? Говорит, что откормит – он посмотрел на свои запястья: