Гуннхильд. Виктор Новиков
ветер сдувает с его лица ненавистную паутину безразличия, обрывая её навсегда.
– Мать Трюггви умерла две или три зимы назад, – негромко начал Харальд, – не так давно, как кажется по сравнению с другим событием. Ведь это тогда мне передали, что Бешеный умер.
– О-о, та весть долетела и до Устья, – Рагнар хмыкнул и скрестил на груди волосатые руки. – Помню, порадовался за тебя.
Харальд взглянул на его скрещённые локти.
«Опять про Устье? Порадовался, говоришь?..»
– Для многих это была хорошая весть, – продолжил Харальд, – а для меня и подавно. Я мог вернуться со спокойной душой. И вернувшись, я однажды наблюдал, как гонят коров… Наших с братом! Наших коров, Рагнар!.. Олав подошёл ко мне и рассказал о Трюггви. Бешеный определил мне в наследство только его. Как моего сына от служанки. Пока Олав говорил, я словно наяву слышал, как Бешеный изрыгает разные оскорбления по этому поводу.
«И слышу опять сейчас…»
– Знаешь, это было вполне в его духе. Он назвал нас с Олавом именами славных конунгов и посчитал, что на этом его отцовский долг исчерпан, – Харальд мотнул головой, рассмеявшись. – Сколько раз он, пьяный, клялся спалить Гнездо! Все думали, он бахвалится… Но он точно довёл бы дело до конца, не прибери его смерть в один прекрасный день. А после хозяином Гнезда по родовому старшинству наконец-то стал Олав.
– Мягкий человек был Олав. Хороший человек. За сколько отдал он тебе парня?
– Ни за сколько. У меня тогда не нашлось ни крошки серебра, Ингвар только собирал нас в поход… Ты прав, Олав был хороший человек. Он просто отпустил Трюггви. А я с трудом уговорил Ингвара взять мальчика на борт. Ингвар орал, что на его драккаре нет лишних припасов, тем более для пастухов, и что я ещё глупее Бешеного. Но он живо сдался, когда я заявил, что не иду в поход… Трюггви пришлось нелегко за веслом, но всем нелегко в первый раз. В этом Ингвар был прав. Хотя к концу похода Ингвар признал-таки, уже не цедя сквозь зубы, как он это умеет – что Трюггви неплох для пастуха. И даже, – Харальд, задыхаясь от смеха, похлопал по рулю, – учил его вести корабль. Да! Доверил ему своего Серого! А я был горд как никогда. Я видел себя, рыжего, кусачего, под этими белыми волосами… Только они ему от матери достались. Вместе с лишним лежаком в скотнике.
Оскорбления и похабные разговоры про служанку-мать Харальд пресёк сразу и навсегда. Хватом за горло весельчака Кнуда. И полётом того до самой кормы. Не без кровавого дождика…
От рассказа, вопреки ожиданиям Харальда, крылья за спиной не раскрылись. Наоборот, тянуло в какую-то тревожную пучину. Из тех, что скрывают риф от заспанных глаз кормщика, или из тех, откуда прорываются новые течения.
– Некоторые великие конунги, – говорил словно издалека Рагнар, – не имели и лежака. Как и ты когда-то. У парня хорошая судьба, и ты можешь сделать из него великого конунга.
Решение, как обойти пучину, жравшую Харальда, вдруг оказалось простым, и Харальд принял его сразу. По приезде в Гнездо он не будет откладывать, сегодня же прикажет готовиться… Рагнар прав. Волею Пресветлых