Девчоночьи секреты. Аурика Луковкина
решают – в какой школе учиться, в какой секции заниматься, с кем дружить, как проводить досуг.
С одной стороны, это хорошо и правильно – ребенок до определенного возраста еще не может понимать, что для него лучше, и индивидуальных наклонностей пока не осознает и не проявляет. Но что происходит потом? Лишенный способности ошибаться, маленький человечек лишается права выбирать, а заодно и жить.
Для многих это, конечно, легче – опять же до определенного момента. А к этому времени и выясняется, что ему вовсе не хочется бренчать гаммы на опротивившем пианино, а хочется, скажем, играть в большой теннис. Но он уже даже толком не может высказать своего желания, а если и ухитрится, реакция мамы будет следующей: «Как? Вместо того чтобы заниматься искусством, ты хочешь бегать по корту за дурацким мячиком? Я вот всю жизнь мечтала стать пианисткой, но не вышло, не хватило денег (времени, сил, образования). Нет, нет, выбрось глупости из головы и садись за уроки!»
И садится девочка за уроки, а в ней в этот момент, быть может, умирает новая Штеффи Граф. Станет ли она великой пианисткой при таком отношении к «любимому занятию»? Вряд ли. Разбилась мамина мечта, разбилась ее мечта.
Это что касается профессиональной сферы. А когда зависимость от родителей простирается на сферу личную, бывает еще хуже – разворачиваются глубокие жизненные драмы. Послушаем рассказ Ирины Т. Этой молодой женщине всего 23 года, но огонек юности уже погас в ее красивых глазах.
«Мама воспитывала меня одна и, естественно, была ко мне очень сильно привязана. Я была единственной надеждой в ее жизни. Она надеялась, что я осуществлю все то, что в свое время не удалось ей. И я была не против – маму я очень любила.
Да и кому не хочется быть счастливой? Поэтому всегда я следовала ее жизненным установкам. Впрочем, до определенного момента это было необременительно – мне доставляло удовольствие отлично учиться, принимать активное участие в общественной жизни. Но после окончания школы у нас начались разногласия. Дело в том, что я захотела поступить в театральный институт.
Мама схватилась за сердце, когда узнала об этом. Ее гневная тирада донесла до меня сведения о том, что все актрисы – безнравственные женщины, что мне предстоит жить в нищете и позоре, и недаром театр по-древнеславянски означает «позорище». Она пересилила меня. Я поступила в институт иностранных языков.
А на первом курсе я встретила свою первую любовь. Я думала, мама будет рада – она не раз и не два повторяла, как счастлива будет, если ее девочка найдет в жизни свое счастье. Но мама опять схватилась за сердце… Я знаю, глупо выходить замуж так рано, на первом курсе. Мы могли бы, разумеется, просто встречаться некоторое время, пожениться потом.
Но мама так относилась к нашим встречам… Когда я задерживалась, то, приходя домой, не успев открыть дверь, первое, что слышала, были ее стоны, и я чувствовала запах валерьяновых капель. А дальше следовали упреки, что я плохая дочь, что она мне все отдала, а я променяла ее на… – и какими только эпитетами ни клеймила