Высокие ставки. Дик Фрэнсис
как остальные двое?
– Дайэл из кожи вон лезет. А с Ферриботом еще надо работать.
– Боюсь, Ферриботу больше не нравится участвовать в скачках.
Сигарета Руперта застыла, не донесенная до рта.
– Почему вы так думаете? – спросил он.
– Этой осенью он участвовал в трех скачках. Вы ведь, наверно, заглядывали в каталог. Все три раза он показал плохой результат. В прошлом году он был полон энтузиазма и выиграл три скачки из семи, но последняя скачка была очень тяжелой… и Раймонд Чайльд избил его в кровь хлыстом. И этим летом, на пастбище, Феррибот, похоже, решил, что, если он будет слишком близок к победе, ему снова придется отведать хлыста, так что единственный разумный выход – не высовываться. Вот он и не высовывается.
Руперт глубоко затянулся, поразмыслил.
– Вы рассчитываете, что я добьюсь лучших результатов, чем Джоди?
– С Ферриботом или в целом?
– Ну, скажем… и в том и в другом.
Я улыбнулся.
– От Феррибота я многого не жду. Дайэл – еще новичок, величина неизвестная. А Энерджайз может выиграть Барьерную Скачку Чемпионов.
– Вы не ответили на мой вопрос, – мягко заметил Руперт.
– Не ответил. Я рассчитываю, что вы добьетесь других результатов, чем Джоди. Этого достаточно?
– Мне бы очень хотелось знать, почему вы с ним расстались.
– Из-за денежных недоразумений, – сказал я. – А не из-за того, как он работал с лошадьми.
Он стряхнул пепел с механической точностью, показывавшей, что мысли его заняты другим. И медленно произнес:
– Вас всегда устраивали результаты, которые показывали ваши лошади?
Вопрос завис в воздухе. В нем таилось множество мелких ловушек. Руперт внезапно поднял голову, встретился со мной взглядом, и его глаза расширились – он понял.
– Вижу, вы понимаете, о чем я спрашивал.
– Да. Но ответить не могу. Джоди обещал, что привлечет меня к суду за оскорбление личности, если я кому-то расскажу, почему я порвал с ним, и у меня нет оснований не верить этому.
– Эта фраза – сама по себе оскорбление личности.
– Несомненно.
Руперт весело встал и раздавил окурок. Теперь он держался куда дружелюбнее.
– Ну, ладно. Пошли, посмотрим ваших лошадок.
Мы вышли во двор. Повсюду чувствовалось процветание. Холодное декабрьское солнце освещало свежевыкрашенные стены, двор был залит асфальтом, повсюду аккуратные цветочные кадки, конюхи в чистых комбинезонах. Ничего общего с тем беспорядком, к которому я привык у Джоди: никаких метел, прислоненных к стене, никаких сваленных в кучу попон, бинтов, щеток и ногавок, нигде ни клочка сена. Джоди любил показывать владельцам, что работа кипит, что у него о лошадях постоянно заботятся. Руперт, похоже, предпочитал прятать пот и труд с глаз долой. У Джоди навозная куча была всегда на виду. У Руперта этого не было.
– Дайэл стоит вот тут.
Мы остановились у денника, расположенного снаружи основного прямоугольника, и Руперт ненавязчивым щелчком пальцев подозвал конюха,