Бульон терзаний. Ольга Лукас
– вот как я. Тогда не скопытишься раньше времени. Поэтому я ни от каких предложений не отказываюсь. Помнят, зовут – вот и отлично.
– А я и так постоянно работаю. У меня в Среднекаменном «Чайка», «Зойкина квартира» и «Горе от ума». Я пьесу пишу.
– Я тебе о деле, а ты мне о пьесе. Ну что за человек? Вот ты почему в антрепризу эту не пошел, ну которая «Сцены из Бориса Годунова»? Они сейчас по стране разъезжают, зашибают тысячи. А ты же типичный этот, как его, летописца-то, сволочь старую, звали? Нестор… Нет, Пимен. А? Ну-ка отвечай! Почему ты не Пимен? Не отворачиваться!
– Не ори, люди смотрят.
– На то мы и артисты, чтоб на нас людям смотреть. Ну-ка отвечай перед людьми! – совсем разошелся Стакан.
– Сходил я на прослушивание, сходил. Уймись. Меня условно взяли. А потом нашелся претендент получше.
– Лучше тебя? – с сомнением переспросил Стакан.
– По их логике. Он на экране часто мелькает. А вот на сцене совсем теряется. Играет на камеру, которая, как ему воображается, стоит где-то в первом ряду. Я сидел в третьем, до меня доносились только заученные реплики. Игры там не было.
– Зато – медийная рожа! Для антрепризы это важно. Чтоб человек в провинции оторвался от телевизора и пошел в театр, в котором он тыщу лет не был, надо, чтоб ему в театр привезли людей из телевизора.
– Не надо этого снобизма. И в провинции есть нормальные, умные, чувствующие люди.
– Есть-то они есть. Но заплатить за билет штуку или поболее не каждый сможет. А на медийную рожу пойдут. Побегут даже. Это только бизнес, детка. Содвинем бокалы!
Содвинули.
– Тебе, Вилен, надо чаще мелькать на экране, – продолжал Стакан. – Ради святого искусства! Чтоб и в провинции смогли наслаждаться твоей игрой. Ну-ка вспомни, когда ты в последний раз мелькал на экране? А?
– Забыл? Сам ведь заманил. Помнишь – ссылку прислал? Я позвонил.
– Не помню. – Стакан хмыкнул и придвинул к себе тарелку с картошкой фри. – Ну-ну…
– Там было написано так: «Требуется мужчина после сорока пяти интеллигентной внешности…»
– О, это как раз про тебя!
– …на роль трупа. Два съемочных дня. Оплата – три тысячи рублей».
– И чего, снялся в роли трупа? Показали тебя?
– Показали.
– Все. Это – прайм-тайм. Теперь ты – медийное лицо. Хоть и с трупными пятнами. Жди приглашений в антрепризу.
– Труп был очень обезображенный. Даже чересчур. Гример – молодая женщина, ее муж бросил. Она как-то задумалась, увлеклась и давай меня раскрашивать. На следующий день только отмыли, уже у нее дома. У нее, по счастью, все нужные средства есть…
– Все средства дома, значит. Видишь, не зря на съемку попал.
– Она хорошая. Ее муж бросил.
– Нормально, нормально. Это нормально, особенно для тебя. Дальше-то что?
– Все. Я взял ее телефон, но как-то не знаю… Она в театре последний раз была в школе, с классом. О чем с ней говорить? О средствах для нанесения макияжа?
– Да плевал я на нее.