Домик с кабаном. Ефим Захаров
послышался зычный, но не мрачный голос.
– Иду, – неспешно отозвался отец, медленно подходя к двери.
Мать побледнела и замерла, стоя у большого деревянного стола посреди большой и единственной комнаты, тускло освещаемой фитилём масляной лампы, теребя в руках тряпку, я забился под лавку в тёмном углу, а мой старший брат Родус, взяв длинный ухват, зашёл за угол печи в тень.
Отец отпер недовольно проскрипевший засов, и в дом зашли двое мужчин, одинаково косматые и бородатые, одетые в грубые мешковатые кожаные куртки и штаны, обутые в высокие непромокаемые сапоги со шпорами, на их простых, но крепких поясах болтались широкие изогнутые ножи, а за спиной высились рукоятки длинных мечей. С курток и мокрых слипшихся волос капала вода, собираясь на неровном каменном полу в небольшие лужицы. Они были очень похожи на нас, такие же светлокожие, русоволосые и голубоглазые, но они были другие, другие внутри. О том, что они не такие как мы, я буду иметь возможность убедиться несколько позже, а пока, выглядывая из-под лавки и внимательно рассматривая непрошенных гостей, я не увидел в их облике ничего такого, что отличало бы их от нас, от отца, например. Нашивок или платков с гербами, которые могли бы определить принадлежность воинов тому или иному господину, я не заметил.
– Кто есть в доме? – спросил тот, который повыше. Он хорошо говорил на нашем языке, но как-то непривычно долго тянул гласные.
– Я, моя жена и двое детей, – тихо и спокойно отвечал отец.
– Кто-то посторонний?
– Нет. Только свои.
– Кто из вас был на площади у Ратуши сегодня утром?
– Я был. Я – городской фискал, собираю налоги. Старший сын был в школе, а младший – с матерью дома.
– Так это ты Максан? – в разговор вступил тот, кто был пониже ростом. Он говорил на нашем языке чисто, без акцента. Воин сделал несколько шагов, подойдя ближе к отцу, встав лицом ко мне, и в мерцающем свете фитиля масляной лампы я смог разглядеть шрам, пересекающий его лицо от левой щеки через губы к правой нижней части подбородка, перед тем как отец закрыл его от моих глаз своим телом.
– Я, – отец сделал шаг навстречу. Время словно остановилось, в воздухе повисло напряжение, я видел, как побелели костяшки пальцев на руках моей матери, сжимающих грязную тряпку, и в тишине было слышно, как потрескивают дрова в печи.
– Отдыхай, Максан, у тебя был трудный день. Мир тебе и твоему дому, – двое развернулись и не спеша, словно нехотя, вышли на улицу в дождь.
Отец запер дверь, подошёл и обнял мать, которая почему-то уткнулась носом в его плечо и заплакала, уронив ветошь на пол.
– Всё будет хорошо, не плачь, ничего страшного пока ещё не произошло… – я видел, как отец гладил мать по спине своей широкой шершавой ладонью. Я вылез из-под скамьи, а Родус вышел из-за печи, поставив ухват на место. Отец, не отпуская матери, обернулся к нам, – быстро спать, – и мы с братом,