Ювенотерапия. Татьяна Карам
если у Вас, Дэнис, не будет возможности.., – испанец замешкался и обратился к Родионову, – Извините, что-то не так?
Даже он заметил, потрясающе.
– Прошу прощения, Хавьер, мы ждем перевод. У нас не все говорят по-испански.
Остальные начали с недоумением переглядываться. Денис солгал испанцу, и все это поняли. Только зачем, не поняли.
– О, конечно, – кивнул пухляк и с улыбкой подмигнул мне, – Я постараюсь говорить по одной фразе, сеньорита. Но если увлекусь и стану слишком быстро тараторить, прерывайте меня, не стесняйтесь.
– Благодарю, – промямлила я.
Если Родионов надеется, что я опозорюсь, то я постараюсь не доставить ему это удовольствие. Подставить себя я не позволю; медленно выдохнув, я попросила смуглолицего балабола повторить сказанное ранее, умоляя небеса о том, чтобы в его словах не было ничего такого, с чем бы я не справилась.
Вроде все понятно, и я переключилась в режим перевода с первой же фразы. Стараюсь не смотреть на людей Родионова – не горю желанием видеть их кривые лица. Переводить тому, кто сам говорит на языке – сомнительное удовольствие как для переводчика, так и для заказчика. Всегда находятся недовольные тем, как переводчик передает смысл, как подбирает слова. Далеко за примером ходить не надо: я сама, когда в фильме слышу не устраивающий меня перевод, закатываю глаза и фыркаю.
Карма. По этому счету мне тоже придется заплатить.
– А скажите-ка ему, уважаемая Татья-а-ана, что нам невыгодно закупать по их стоимости, – ни с того ни с сего включился в процесс Николай Евгеньевич, когда речь зашла об оплате, – Если не подвинутся, мы откажемся от сделки.
И взгляд сделал как у не самой добросовестной учительницы, которая вызвала троечника к доске с написанными на ней условиями задачки. Несложной для хотя бы хорошиста, но запредельно заумной для двоечника. Наблюдать за тем, как ее решает троечник – все равно что смотреть, как бесшабашный повеса подносит к виску револьвер с пулей в раскрученном барабане и нажимает на спуск. Может, выживет, а может и нет – и учительнице любопытно это проверить. Такой вот способ пощекотать себе и окружающим нервы, раз другие недоступны.
Этот Николай Евгеньевич поиграть со мной в кошки-мышки решил. Переводить таких – еще противнее. Когда человек знает, как выразить свою мысль на чужом языке, а ты выражаешь ее иначе, это его бесит. А тебя бесит его реакция. Взаимность – это прекрасно, но не тогда, когда неприязнь мешает делать дело.
– Хавьер, простите, но мы не готовы к сделке, если вы не хотите обсуждать цену, – передала я испанцу.
Родионов довольно ухмыльнулся, Николай Евгеньевич побагровел. Я смягчила его посыл; при чрезмерно щепетильных заказчиках для переводчика не то что ошибки, даже подобное равносильно приговору. Меня учили, что вмешиваться в ход переговоров нельзя ни в коем случае, всегда нужно работать с тем, что есть.
Но ведь Родионову, я знаю, хочется купить это оборудование, и в его мотивы я верю. Нельзя, чтобы все сорвалось из-за бестактной