Дом на границе миров. Александра Окатова
платье чуть не лопается по шву, надо в будущем вовремя сесть на диету, она привычно лезет в сумку за очками и вспоминает, какие очки! у неё же стопроцентное зрение, но в глазах всё слегка размыто, от слёз, что ли, вот предпоследний кусочек, ам, и всё, рядом старик, белый как лунь, он ворчит и ругается, она тоже старуха и не отстаёт от него, тоже ругается, но вдруг начинает смеяться, не может быть – она смеётся! старик тоже начинает смеяться, они обнимаются и летят, летят в пропасть, и опять она в кафе.
В окне отражается старуха с седой косой вокруг головы, глаза выглядят маленькими, щёки обвисли, как у бульдога, шея морщинистая и кажется намного короче, чем была в юности, она же помнит свою шею, на тарелке тает последний кусочек десерта, она отодвигает тарелку и плачет, положив голову на несвежую скатерть.
– Ну что? Ты выиграл! – говорит чёрный белому, она всё-таки удержалась, не прикончила всё сразу, а я уже думал, что придётся избавляться от тела. Как в прошлый раз.
Белый удовлетворённо улыбается, всё-таки она проявила капельку благоразумия и не истратила всю жизнь сразу, немного оставила, да и сложилось всё не так уж плохо.
Приятели, обнявшись, уходят из кафе, забыв, что они спорили. Официантка сладко спит на диванчике у стенки, у неё вся жизнь впереди. Старуха, дремавшая за столиком, просыпается, с трудом разогнувшись, встаёт, разбитая, и растерянно выходит на улицу, ковыляя на высоких не по возрасту каблуках.
Светлое утро равнодушно принимает её в свои прохладные объятия.
28.05.2013
Черёмуха
Он не помнил, как тут оказался.
Цепочка небольших прудов спускалась к Яузе. Первый, самый высокий пруд был замысловатой формы, с островками и соединяющимися друг с другом рукавами и поэтому походил на ленту Мёбиуса, было непонятно, на какой стороне ты находишься. Следующий, расположенный чуть ниже прудик уже был скромным со сглаженными углами прямоугольником с единственным островом, на котором в кустах бузины стоял деревянный домик для двух белых со змеиными шеями лебедей. На том же пруду паслись нахальные птицы, выпрашивающие у гуляющих хлеб, сейчас они сидели по берегам, спрятав голову под крыло, невзрачные, пестрые, коричневые с серым утки и нарядные селезни в ярких, с металлическим блеском галстуках.
Следующий пруд не имел даже острова, как и последний, нижний, четвёртый пруд, который был самым глубоким, городская легенда гласила, что лет десять назад из-за несчастной любви там утопилась девушка. По берегам росли старые кривые ивы, полоская в воде тонкие, длинные, с серебристыми рыбками листьев ветки.
Дождь то затихал на короткий промежуток, наполненный беззвучным ожиданием, и становилось особенно тихо, потому что звонко галдящие, как третьеклассники в метро, птицы обречённо молчали, то как будто вспоминал о своих обязанностях и принимался поливать с новой силой.
На скамейке у пруда сидел человек. Он словно не замечал, что ноги у него уже совсем промокли, а светлые коротко стриженные