Короли и капуста (сборник). О. Генри
который бросил свою страну, утратил свою честь и вот-вот потеряет свое последнее жалкое утешение – украденные им деньги. Я обвиняю вас! Ибо – клянусь Небесами! – я могу очень хорошо понять, как он до этого дошел. Я могу его и понять, и пожалеть. Это такие женщины, как вы, усыпают сие убогое побережье обломками бывших мужчин – несчастными отчаявшимися изгоями, это такие, как вы, заставляют их забыть свой долг, это такие, как вы…
Усталым жестом леди попросила его замолчать.
– Нет необходимости продолжать ваши оскорбления, – холодно сказала она. – Я не понимаю, о чем вы говорите, и я не знаю, в чем именно заключается ваша безумная, немыслимая ошибка, но если осмотр содержимого его дорожной сумки избавит меня от вашего присутствия, то давайте не будем больше откладывать.
Она быстро и бесшумно прошла в соседнюю комнату и сразу же вернулась с тяжелым кожаным саквояжем, который и вручила американцу с выражением плохо скрываемой неприязни.
Гудвин быстро поставил саквояж на стол и стал расстегивать ремни. Леди стояла рядом, лицо ее выражало бесконечное презрение и бесконечную усталость.
Гудвин с силой потянул ручки саквояжа в стороны, и тот широко раскрылся. Он вытащил какие-то рубашки, и его глазам открылось основное содержимое сумки – тугие пачки американских долларов. Судя по цифрам, написанным на бумажных лентах, которыми были перемотаны пачки банкнот, всего денег было, пожалуй, около ста тысяч.
Гудвин быстро взглянул на женщину и увидел, что для нее это стало настоящим потрясением – от такой ее реакции сам Гудвин испытал удивление и какую-то странную радость. Правда, он и сам не смог бы сказать, почему он так обрадовался. Ее глаза расширились, она глубоко вздохнула и тяжело наклонилась над столом. По ее реакции можно было безошибочно понять – она ничего не знала о том, что ее спутник ограбил государственное казначейство. – Но почему же, – сердито спросил он себя, – я так сильно радуюсь от мысли о том, что эта неразборчивая в средствах бродячая артистка оказалась вовсе не такой плохой, как о ней говорят?
Неожиданный шум в соседней комнате заставил их обоих вздрогнуть. Дверь распахнулась, и высокий пожилой человек быстро вошел в комнату. На его темном лице можно было без труда заметить следы недавнего бритья.
На всех картинах президента Мирафлореса изображали как обладателя роскошной черной бороды, но рассказ парикмахера Эстебана уже подготовил Гудвина к этой перемене.
Немного споткнувшись, этот человек вышел из темной комнаты, щурясь от света лампы, – он еще не до конца проснулся.
– Что это означает? – требовательно спросил он на превосходном английском языке, глядя на американца пристально и встревоженно. – Это ограбление?
– Очень похоже на то, – ответил Гудвин. – Но, кажется, я все же успел его предотвратить. Я представляю людей, которым принадлежат эти деньги, и я прибыл, чтобы вернуть их законным владельцам. – Он засунул руку в карман своего широкого полотняного