200 лет спустя. Повесть для кино. Алексей Олексюк
следят, то ты уже впутал меня, но мне сдаётся, что вся эта история – плод твоего воображения. Да и сам этот Ришелье – плод чьей-то фантазии. Кто-то выдумал его, выдул, как мыльный пузырь… Ты говорил с ним лично? Он правда потомок кардинала?
– Не знаю. Возможно. Я говорил только по телефону… Ты прав – пузырь… Но этот пузырь накачали таким количеством денег. Если он лопнет, скандал будет оглушительный.
Д«Артаньян одним решительным движением осушил бокал вина и вытер салфеткой губы.
– Вот что, друг сердешный: держи ключи от квартиры моего покойного тестя – она всё равно пустует, поезжай туда, запрись и сиди несколько дней безвылазно. Провизии закупи. Найди себе занятие. Книг, правда, нет. Но можешь кино смотреть по телевизору… Только не триллеры. Лучше комедии… А я попробую разобраться с твоим делом, насколько оно серьёзно.
Слова д’Артаньяна немного ободрили Портоса. Но, оказавшись один, он вновь почувствовал тревогу, стал озираться поминутно по сторонам. Все чувства внезапно обострились: зрение, слух, обоняние, осязание. А главное – чувство опасности. Да, д’Артаньян был прав: нужно лечь на дно, затаиться. Немедленно. Пока ещё есть лазейки.
Портос вскочил в первую попавшуюся электричку. Встал у дверей, держась за поручень.
«Ну, не может же быть у них на каждой станции по шпиону!» – подумал он.
В течение часа он несколько раз пересаживался с поезда на поезд, менял направления, переходил с ветки на ветку: проще говоря, путал следы. В итоге, уже поздним вечером оказался на окраине города. Обычный спальный район. Новостройки. Обычные прохожие. Никаких мистических личностей с автоматическими взглядами.
Портос наконец-то почувствовал себя в безопасности. И тут же ощутил чудовищный голод.
5. Крыша
Он всегда любил высоту. Ещё в детстве лучше всех лазил по деревьям: безо всякого страха забирался на старые, достигающие пятого-шестого этажа тополя… Карнизы, пожарные лестницы, лестничные пролёты влекли его неодолимо. Или была ещё такая забава: забраться по балконным решёткам на девятый этаж и спуститься обратно. Но больше всего влекли его крыши. И чем выше – тем краше! Чтобы сердце ёкало в груди.
Ему нравилось стоять и смотреть на город. Чувство волнения чудесным образом мешалось с чувством отрешённости. Казалось, если стоять так достаточно долго, можно постичь суть бытия…
Сути он не постиг. А привычка осталась.
Вот и сейчас он стоял на верхней площадке недостроенного небоскрёба, взирал на догорающий в заливе закат, на раскалённые электрическими огнями улицы, на бездонное, проваливающееся в метафизическую черноту небо.
Стук торопливых, но уверенных в своей правоте шагов гулко разнёсся по пустой бетонной коробке.
Он не стал оборачиваться. Он ждал этих шагов.
6. Поцелуй
– Ты, как всегда, пунктуальна, – заметил он, по прежнему не оборачиваясь, но чувствуя у правого виска слегка учащённое дыхание.
Пришедшая (ибо была это молодая, очень эффектная