Смотрящий по России. Евгений Сухов
дневальный. Уж этого лунатиком не назовешь, наверняка сейчас он мечтал о кровати и мягкой подушке. Боец даже не заметил, как Беспалый прошел мимо (еще один кандидат на выбывание, найдутся люди, что сообщат о его ротозействе Петру Михайловичу Голицыну). Тимофей отстегнул у дневального штык-нож и сунул его под тумбочку. Хмыкнув, с некоторым злорадством подумал: «Будет парубку, чем заняться в свободное время!»
На улице было прохладно. Удивляться не стоило, ночь! Задрав голову, Беспалый увидел на небосводе огромное количество звезд.
Метрах в трехстах от казарм возвышался собор. Он был разрушен еще в двадцатые годы. Место пустынное и в высшей степени унылое. В деревянном флигельке проживал сторож со своей дочерью, но держались они всегда особняком, избегая всяких долгих разговоров.
Дочь сторожа никогда не приближалась к расположению школы, и Тимофей наблюдал за ней издалека. Только однажды он увидел ее на расстоянии вытянутой руки, когда девушка, по какой-то надобности, наведалась в учебный корпус. Тимофей не мог не отметить, что барышня была необычайно мила. Не сказать, чтобы она была писаная красавица, но в ней присутствовал шарм, который мог серьезно пошатнуть моральные устои самого невлюбчивого мужчины. Несколько раз Беспалый попытался искать с ней встречи, но скоро быстро осознал всю бессмысленность подобных попыток. Девушка была дикаркой и шарахалась от любого мужского взгляда.
Купола, лишенные крестов, выглядели неимоверно тоскливо, почти зловеще. Ну, точно остриженный наголо поп! Но странное дело, исковерканный образ храма притягивал и пугал одновременно. С минуту Тимофей боролся с нахлынувшим наваждением, а когда осознал, что подобное противоборство превращается в душевную маету, окончательно сдался, сделав по узкой тропе решительный шаг.
Возможно, именно это ощущение и называется интуицией. Он не осознавал, зачем так поступает, но нечто совершенно необъяснимое, что жило внутри его, заставляло его двигаться в сторону собора. И совсем не так, как если бы он вдруг вознамерился полюбоваться храмом, а хищно, по всем правилам оперативно-диверсионной науки, скользя от одного камня к другому, быстро пересекая открытое пространство. При этом он старался не шуметь, не наступать на сухие ветки и гравий, которым была осыпана тропа. Так крадется рысь, выслеживая добычу.
Теперь Тимофей отчетливо осознал: все, что делает он, – не случайно, естественная мера предосторожности. Треснувшая в ночи ветка прогремит так же громко, как залп из артиллерийских орудий.
Подкравшись к собору, Тимофей увидел в глубине подвала свет и понял, что интуиция его не подвела. Место это было нежилое. На старой железной двери, проржавленной по углам, висел огромный замок, который, по всей видимости, не открывался с тех самых времен, когда в соборе проходили богослужения. Собственно, замок на двери был и не нужен, потому что все, что возможно было вынести, уже растащили по дворам хозяйственные крестьяне, а охранять холодные стены было как-то без надобности.