Опомнись, Филомена!. Татьяна Коростышевская
сто очков вперед. Что и было всем нынче предъявлено. Оставить все как есть, и будь что будет. Ну что страшного, если Саламандер-Арденте сдвинется с первой на вторую строчку успеваемости? Всего лишь не получу отличительного знака и не мое имя выбьют на мраморной стене почета. Карарский мрамор пока был девственно чист, и быть на нем первой – так сказать, первой из первых – было бы крайне лестно. А еще Эдуардо… Будет ли достойна его вторая?
– Филомена? – прошелестел под сводами голос сестры Аннунциаты.
Обернувшись на звук, я увидела полуоткрытую дверь школьной библиотеки.
– Ты снова презрела отдых?
Войдя в библиотеку, я присела в поклоне:
– Простите, госпожа директриса, нынче не получается себя обуздать.
Монашка сложила сухие ладони поверх листов раскрытой книги.
– На уроке литературы ты показалась мне слишком тихой.
– Внутри меня бушует пламя.
Сестра Аннунциата покачала головой в монашьем клобуке:
– И, кажется, причина пожара мне известна. А тебе, дитя, известно, что гордыня – смертный грех?
Повинно опустив голову, я молчала. Директрису я уважала безмерно, единственную среди учителей. Сестра Аннунциата приходилась дальней родственницей покойному дожу Дендуло, и именно он приставил ее руководить «Нобиле-колледже-рагацце». Сан благородная донна приняла в юном возрасте, и грех стяжательства был ей чужд, а еще она была поэтессой, довольно известной даже за пределами Аквадораты.
– Саламандер-Арденте, – после паузы прошелестела монашка, – горячие и необузданные… Покайся, дитя.
Опустившись на колени у кресла, я покаялась: сначала в гордыне, после в зависти и дурных словах, напоследок признавшись в мелькнувшей мысли закончить соперничество с Паолой физическим устранением последней.
– Не больше чем на минуту, матушка, но мысль такая меня посетила. Помните, в прошлом году синьорина Фози сломала ногу, упав с лестницы, и покинула школу?
– Вместе с той девицей, которая ее толкнула.
– Потому что надо было не толкать, а налить чуть оливкового масла на третью ступень сверху…
Я запнулась, потому что над моей склоненной макушкой раздалось явственное хихиканье:
– Филомена, у тебя преступный ум!
Вот и кайся после такого! Во-первых, действительно не больше минуты я эту операцию планировала, а во-вторых, призналась же!
– К счастью для «Нобиле-колледже-рагацце» и человечества в целом, твой преступный ум не подкреплен злодейскими наклонностями.
Это да, воплоти я хотя бы один из время от времени всплывающих в моем сознании планов, школа уже лежала бы в руинах. Злодейские мои прозрения иногда шли на пользу. После одного из покаяний сестра Аннунциата выбила из Совета сумму, достаточную на ремонт восточной башенки, обрушение которой было возможно легким толчком прогнившей несущей балки, после другого – установила засовы на двери черного хода и велела очистить декоративный прудик во внутреннем дворе, в котором при желании можно