Ждать. Дмитрий Босяченко

      Сегодня ночью мне не суждено было заснуть. Опять слушала твой живот – дышит ли он. Снова терпела, чтобы не подсесть на край твоей кровати и гладить стожок твоих чернющих волос. Знаю, что ты этого не любишь. Любишь, конечно, но стесняешься. Ведь ты уже взрослый.

      По порядку не выходит, как всегда. Неправильно получается. Не так, как хотелось бы. И в жизни так…

      Помню, как твой Отец целовал мой живот. Разговаривал с тобой, не родившимся ещё. Подсовывал в карманы небольшие записочки. Писал в роддом, когда ты только-только появился на свет. Он говорил в них, что «счастлив», что теперь «жизнь изменится», потому что мы сотворили чудо! Так оно и было. Он говорил, что ты его «маленький кусочек» и что вы «одно целое».

      Он смеялся над тем, как ты поднимаешься с пола на ножки, задрав сначала свою попу кверху, потому что она перевешивала тебя то и дело назад, опираясь ручонками о пол, вниз головой. Он прозвал тебя «страусёнком». Дети могут так подолгу стоять. И им ничего не делается. Забавно. Он называл тебя страусенком.

      Он любил нюхать твои жиденькие волосы, слушал твои посапывания, как песни, и почти плакал, когда ты накрепко зажимал своей маленькой ручонкой его указательный палец, не желая отпускать его от себя. Помню, если ты вот так сжимал его палец, а потом засыпал, он боялся отпустить тебя, освободиться и вы сидели, слившись в единый комок, пока ты не проснёшься, куда бы он не спешил… Наш Отец.

      Потом он ушёл от нас. Ты помнишь, конечно. Тебе было уже восемь.

      Он не умел хватать, красть, вырывать кусок, как все вокруг, не умел врать, юлить, приспосабливаться. Не умел говорить «нет». Потому ему никогда не удавалось быть успешным, наверное. Так это называется. Заиметь много денег, чтобы было много денег. Я говорила ему, что «и так хватает». Но он всегда хотел большего для тебя, для меня, для нас. Хотел, чтобы мы не нуждались. И жили так, как мечталось когда-то.

      Всё наше время, вся наша жизнь уходила на то, чтобы мы могли расплатиться за неё. Так, будто при рождении мы заложили собственные жизни в ломбард под огромные проценты, и теперь должны выплачивать их каждодневно, чтобы вернуть обратно свою судьбу. У одних это получается сделать очень быстро, другим удаётся расплатиться за свою жизнь к её середине, но большинство трудятся до самой смерти, так и не успев пожить. Мы не знали, как жить «по правилам» и продолжали говорить правду, замечать хамство и бороться с ним, кричать, когда было больно, плакать, когда становилось невыносимо грустно, и застывать посреди улиц при виде чего-то прекрасного…»

      3. Два раза

      Как всегда на каникулах я поехал в деревню. Был мой год. Значит, мне было двенадцать. Это