Из темноты. Елена Филимонова
карих глазах читалась паника, странным образом сочетающаяся с непоколебимой уверенностью.
Станция тонула в клубах паровозного дыма, сновали пассажиры, носильщики и вокзальные побирушки, стучали колеса тележек для багажа. Рядом прошел молодой мужчина в военной форме и случайно задел девушку плечом.
– Простите, мисс, – извинился он.
Она посмотрела на него и вздрогнула – всего на мгновение краем глаза Анна приняла его за другого. Сердце пропустило удар, а потом болезненно сжалось. Сколько еще она будет искать его в толпе, видеть знакомые черты в каждом военном? Когда это кончится и кончится ли вообще?
Бросив в ответ скомканное «все в порядке», Анна поспешила уйти.
Здравый смысл бился в истерике, размахивал сигнальной ракетой и ругался, как пьяный матрос. Сердце бешено колотилось о ребра – казалось, что еще секунда и оно проломит грудную клетку.
– Миссис Дафф, – стюард, видя состояние пассажирки, осторожно коснулся ее плеча, – ваш багаж уже в поезде.
Шел дождь, и пальто ее промокло, а зонт Анна оставила в прихожей.
– Ступайте в вагон, – она даже не взглянула в его сторону, – и приготовьте мне чай, я буду через несколько минут.
«Что я делаю? Что же я делаю?» – стучало в висках. Еще оставалось время, еще не поздно остановить это безумие и вернуться домой, принять ванну, налить стакан вина и, собравшись с мыслями, расставить все по местам. Анна повернулась к манящему теплом и светом залу ожидания. Нет! Если решилась, надо идти до конца. Одна только мысль о возвращении в пустой особняк, где из каждого угла смотрит прошлое, внушала ужас. В четырех стенах она точно сойдет с ума. Анна вздохнула и мысленно приказала себе собраться. Уильям не простил бы ей этой слабости. Она не хотела сдаваться, не имела права. Анна хотела жить, даже если сейчас не видела в этом никакого смысла.
Над перроном раздался третий и последний свисток. Пора. Анна еще раз обернулась, напоследок окинула взглядом пеструю толпу, которой не было до нее дела, и уверенно поднялась в вагон.
«…Теперь-то вы от меня не сбежите, леди Хасли!»
Он кружит ее на руках в опасной близости от края воды. Солнце застит глаза.
«…Властью, данной мне Святой Церковью, объявляю вас мужем и женой».
Кольцо матери Уильяма скользит по тонкому пальцу Анны, словно делалось специально для нее.
«Один… Два… Три… Улыбка!»
Уличный фотограф подает им знак, Анна тянется к мужу, чтобы поцеловать, но не успевает — вспышка ослепляет ее.
Уильям хватает ее на руки, и они смеются.
…Солнечные блики играют на стенках бокалов. Ледяное шампанское щекочет горло.
«За нас!»
Лодка задается на бок, и несколько капель падают на кружевные перчатки и розовую атласную юбку. Анна вскрикивает и смеется.
…Оркестр на набережной играет венский вальс, и музыка растворяется в объятиях окутанной бархатом майской ночи французской столицы. Занавеси открытой веранды ресторана колышутся