Папа. Светлана Стрелкова
до совершенной невменяемости и на утро ничего не помнил. В какой-то момент мне показалось, что забрезжил свет в конце туннеля. Мы как раз переезжали из своей хрущевки в благоустроенную трешку (нашу квартиру одну из первых купили под магазин на первом этаже, а вместо нее дали квартиру гораздо бОльшую по площади и лучшую по условиям), когда этот человек решил от мамы уйти.
Я выдохнула. Я просто была счастлива. Но мама впала в глубокую депрессию. Вместо переезда и ремонта она целыми днями лила слезы и сокрушалась о том, как же теперь мы будем жить. В 12 лет я, конечно, не могла ее понять и даже посочувствовать не могла. Я просто скрестила пальцы, чтоб он не вернулся. Сейчас мне легче маму понять. Сила привязанности человеческого сердца не ведома никому, кроме обладателя этого сердца. Мама по какой-то причине очень к нему привязалась и не мыслила дальнейшую жизнь без него. Сейчас я могу это просто принять, не анализируя. Дети не могут судить своих родителей, и родители не должны спрашивать разрешения у ребенка на свою личную жизнь.
Я маму не осуждаю, но о том, как складывались мои отношения с этим человеком все-таки расскажу. К маме он вернулся, и в новую квартиру мы въехали уже вместе с ним. За три месяца до этого, в начале лета, Наташа переехала со своими родителями в другой район, и мне было от этого очень грустно. Лето было убийственно долгим, да плюс еще этот мамин ухажер. И, я помню, в этот же период началась у меня перестройка организма. Этот период запомнился, как самый мрачный и тоскливый из детства.
В новой квартире мне выделили свою комнату, которой я должна была обрадоваться, и я была уверена, что обрадуюсь. Но этого не случилось. Едва я поняла, что мамин мужик едет с нами, мне стало наплевать на комнату. Я спросила у мамы, в какой комнате будет стоять телевизор. Мама сказала «в нашей». Я сперва обрадовалась, потому что до сегодняшнего дня «наша» комната – это была моя с мамой комната, но сразу поняла, какого дурака сваляла, потому что теперь словосочетание «наша комната» означает комнату ее и этого мужика.
В разные периоды времени у этого человека было разное прозвище, потому что называть его по имени язык не поворачивался. У него еще по стечению обстоятельств и по воле его матери было полное совпадение с именем великого русского полководца, что казалось мне просто издевательством. Из всех прозвищ наиболее полно характеризующим его было Шариков (из Собачьего сердца помните Шарикова?). Он был очень похож внешне, но по характеру гораздо хуже. Так я его и буду называть.
Итак, Шариков переехал с нами. Он поселился в самой большой комнате вместе с мамой. В комнате чуть поменьше поселили деда (маминого папу), в самой маленькой – меня. Шариков не любил деда. Мой дед был инвалидом Великой Отечественной Войны, в ноге у него навсегда застряли осколки вражеской мины, поэтому нога вечно болела и никогда не заживала. Дед ходил с палочкой, очень плохо слышал и видел. Каждый день бинтовал ногу, а бинты развешивал в ванной. Шарикова это злило. Он вечно цеплялся к деду, особенно по пьяни.
Однажды судьба