Бубновый туз. Евгений Сухов
знакомой.
– Сарычев...
– Вы мой начальник, товарищ Сарычев. Я ведь тоже из московской Чека.
– Почему я вас не видел раньше?
– В Чека я всего лишь месяц, переведен из уголовного розыска. Но все это время, по личному распоряжению товарища Петерса, занимался этапированием заключенных в концентрационные лагеря для принудительных работ.
– Понятно... Значит, вы начальник конвоя?
– Да, – потупив взгляд, ответил Рубцов.
– Как же это так произошло?
– Сначала остановился поезд... Мы думали, что случились какие-то неполадки. Остановка-то незапланированная. А потом вдруг со всех сторон налетели бандиты. Повыбивали стекла, начали стрелять, ворвались в двери. Мы пытались отстреливаться, но это было бесполезно. Такая пальба поднялась, что голову невозможно было поднять! Все как-то внезапно произошло, – добавил он в свое оправдание.
Открытый взгляд, располагающее лицо. Все при нем! И вместе с тем здесь было что-то не так, чего-то не увязывалось. Но вот что именно – Сарычев понять не мог.
Первое впечатление непростое, как будто бы начальник конвоя чего-то недоговаривал.
– Сколько их было человек?
– Много! Думаю, что человек тридцать, а то и больше.
Рассмотрев тельняшку, проглядывающую у ворота через расстегнутую пуговицу, Игнат спросил:
– Где служили?
– На Балтике.
– Вот как. И я там же. На каком судне?
– Крейсер «Верный».
Сарычев кивнул:
– Знаю такой, кажется, там анархисты заправляли.
– Одна видимость, – отмахнулся морячок. – У нас была своя ячейка, большевистская!
– Кажется, все они полегли во время Кронштадтского мятежа.
– Не все, я же вот остался!
– На крейсере «Верный» командовал Петр Сергеевич Васильев, капитан второго ранга.
Бывший матрос обиженно надул губы:
– Вы меня проверяете, что ли? Командиром на нем был капитан первого ранга Эрнест Константинович Губерманн.
– Ладно, не обижайся, – улыбнувшись, перешел Сарычев на «ты», – работа у меня такая. Что там у тебя за разговор с Кирьяном был?
– Какой еще у меня может быть разговор с бандитом? – насупился Рубцов.
– Ну что за народ! – всплеснул руками Сарычев. – Опять за обиду принимает. Ну хорошо, что тебе говорил Кирьян?
– Наставил в лоб пистолет и говорит, если станцуешь «Яблочко», будешь жить, а нет, так пристрелю. Народу много было, слышали.
– А ты что?
– Видите, живой... Станцевал.
– Говорят, что неплохо станцевал.
– Беда в том, что по-другому я не умею. Я лучший танцор на флоте был. А вы бы на моем месте не станцевали?
– Может быть, и станцевал бы...
– Ну вот видите, – с заметным облегчением вздохнул Рубцов. – Сейчас я бы лежал вот здесь вместе с остальными... Кому от этого польза? А так еще революции послужу!
– Тоже верно. Так, значит, ты сейчас на Лубянку?
– Я там работаю, – чуть смутившись, отвечал Рубцов.
– Ладно, поговорим попозже.
–