На собак волков не зови. Татьяна Чистова
«Жигулей», который недостаточно подвинулся. Хорошо, что не на рельсы, под самую морду тепловоза, на том спасибо. А страшно… Страшно, конечно. Только дураки ничего не боятся. Дураки и дебилы. Но никто же не собирается на рожон лезть, зачем, когда есть обходные пути…
– Сколько раз я тебе говорил: непротивление злу насилием – не выход. Если я, ты, он она, вместе целая страна не будем сопротивляться, подставим обе щеки и все остальное, красиво умрем с опущенными руками, то тем самым расчистим злу дорогу. Смирение ведет к пропасти и смерти, война – путь к жизни. Нельзя по-другому, пойми… Я не могу по-другому, кто я буду после этого, если промолчу и мимо пройду?
Он попытался взять Леру за руку, но девушка отпрянула к стене и выставила ладони перед собой.
– Не понимаю. Мне страшно, очень страшно. Я боюсь – и за себя, и за тебя. Я уже пережила это один раз, могу рассказать, как это было.
– Не надо… – но его никто не слушал, просьба пропала в потоке ее слов.
– Я приехала на место катастрофы через двое суток. Не спала, не ела, пила успокоительные. Нас было человек сто – все обезумевшие, все держатся на таблетках. И каждый день по шесть-семь часов нам показывали трупы. И их фрагменты – большие, маленькие, женские, мужские, детские. Гловы, руки, ноги – все, что нашли среди обломков. Я почти жила в местном морге, пропиталась теми запахами, узнавала врачей и спасателей в лицо, они меня тоже, – голос не дрожал, не срывался, зато по щекам текли слезы – ровные блестящие ручейки. Лера их не замечала, не пыталась смахнуть, она продолжала отступать к подоконнику, защищалась выставленными перед собой ладонями.
– Лер, не надо, я все понял… – он мог упрашивать ее сколько угодно, девушка не слышала его или не понимала – о чем это он, и продолжала:
– Каждый день почти две недели. Но трупов становилось все меньше, их опознавали и увозили, пока нас, родственников, не осталось шестеро. И на всех – несколько бесформенных обугленных кусков в черном пластике на белых столах. Тогда стало понятно, что поможет только экспертиза ДНК, и ее, наконец, провели. И я получила закрытый гроб, что в нем было – мне не сказали. Мы похоронили его, я вернулась сюда. Денис, если с тобой случится что-то подобное, если мне еще раз придется, как тогда… Я не переживу, я не смогу. Пожалуйста, не надо. Пожалей меня. Или уходи.
Снова этот взгляд сквозь стену, Денису даже стало не по себе. Он продолжал глупо топтаться в коридоре, слова застряли в горле, все, о чем хотел сказать, вылетело из головы. Время, им поможет только время – месяц или два, и тогда все станет ясно. А сейчас ему действительно пора уходить. Он положил ключ на полку под зеркалом и взялся за ручку двери, обернулся. Леры в коридоре уже не было, она словно растворилась – из кухни и комнаты не доносилось ни звука.
– Не бойся и не плачь больше. Ты ничего не знаешь, ничего не видела. А я скоро вернусь, – произнес он в тишину квартиры. И закрыл за собой дверь.
До своего дома он добрался минут за пятнадцать. На площадке пусто