.
резиденции герцога Орлеанского. Король Обеих Сицилий приходился братом герцогине Орлеанской, которой в скором времени предстояло стать французской королевой – впрочем, в мае 1830 года об этом еще никто не подозревал. На бал к герцогу Орлеанскому прибыло 1800 человек, принадлежащих к самым разным сословиям: от короля Карла X до богатых буржуа и безвестных горожан. Бал был роскошен как никогда, и никто в тот вечер не предполагал, что старшей ветви Бурбонов осталось царствовать всего два месяца. Впрочем, предчувствие скорых перемен было у многих, поскольку правительство королевского любимца князя де Полиньяка уже не пользовалось в обществе никакой популярностью.
Во время бала произошел неприятный инцидент, усиливший напряженность: какие-то любители острых ощущений устроили в дворцовом саду Пале-Руаяля небольшой пожар, и полиция начала выводить оттуда людей. Именно этот эпизод вдохновил историка и политика Нарсиса-Ашиля де Сальванди на знаменитый афоризм: «мы танцуем на вулкане». Вскоре началась Июльская революция, и «вулканом» стал весь Париж.
Во время бала 31 мая 1830 года наглядно проявилась особая стратегия герцога Луи-Филиппа Орлеанского в выборе форм общения с парижанами. У сорокалетнего герцога за плечами было богатое и неоднозначное прошлое. Его отец, герцог Филипп Орлеанский, во время Революции поддерживал республиканцев; под именем Филиппа Эгалите [Филипп Равенство] он был избран в Конвент, голосовал за смерть своего кузена короля Людовика XVI, а чуть позже (в том же 1793 году) сам погиб под ножом гильотины. Луи-Филипп, унаследовавший титул герцога Орлеанского, в юности разделял революционные убеждения отца, состоял в клубе якобинцев, сражался в рядах республиканской армии при Вальми и Жеммапе (1792), но затем эмигрировал и провел два десятка лет в изгнании.
Первоначально герцог вернулся во Францию в 1814 году, на время Ста дней вновь уехал в Англию, а с 1817 года окончательно поселился в Париже, в родовом дворце Пале-Руаяль, который был возвращен ему после падения Наполеона. Герцог и герцогиня Орлеанские неизменно возглавляли список тех, кто удостаивался приглашения во дворец Тюильри; им первым отдавали визиты представители старшей ветви Бурбонов.
Однако герцон Орлеанский и его супруга Мария-Амелия вели жизнь гораздо более открытую, чем их коронованные родственники – Людовик XVIII и Карл X. Орлеаны сохраняли некоторую независимость, и этикет их приемов был гораздо более гибким и свободным, чем в королевском дворце. Днем Орлеаны, как и старшие Бурбоны, принимали мужчин и женщин порознь, но на свои вечерние приемы, происходившие в первую среду каждого месяца, они приглашали одновременно гостей обоего пола. Здесь дамы не обязаны были «строем» проходить перед хозяином приема в ожидании кивка головой или короткой реплики; они свободно передвигались по залам и общались с кем угодно.
Кроме ежемесячных больших приемов герцог и герцогиня Орлеанские устраивали превосходные концерты и обеды. По свидетельству графини де Буань, они «тщательно