Искатель. Тана Френч
И действительно – малой кивает.
– Ты его заслужил, – говорит Кел. – Сейчас вернусь. А ты пока дошкурь. – Бросает Трею второй бегунок и уходит по саду, не оборачиваясь.
В доме наливает себе большую кружку растворимого кофе, отыскивает упаковку печенья с шоколадной крошкой. Может, с его помощью удастся разговорить Трея, хотя Кел в этом сомневается. Не раскусишь этого пацана. То ли врет – в чем-то одном или больше, – то ли нет. Считывает в нем Кел лишь безотлагательность, такую насыщенную, что в воздухе вокруг малого звенит, как от жара, поднимающегося над шоссе.
Когда Кел возвращается в сад, Коджак вынюхивает поросль у сарая, а на забор опирается Март с ветчинной нарезкой в руке.
– Ишь ты поди ж ты, – говорит он, оглядывая бюро, – еще живо. Придется мне с дровами обождать.
Полуошкуренный бегунок и клок наждачки лежат в траве. Малого по имени Трей и след простыл, словно его тут и не было.
3
Несколько дней о Трее нет ни слуху ни духу. Келу не кажется, что дело разрешилось. Малой показался ему зверушкой дикой более прочих, а диким зверушкам требуется некоторое время, чтобы поразмыслить над нежданной встречей, прежде чем решиться на следующий шаг.
Льет день и ночь, слегка, но неумолимо, поэтому Кел заносит бюро в дом и вновь подступается к обоям. Этот дождь ему нравится. Нет в нем нахрапа, его постоянный ритм и запахи, какие он приносит с собой в окна, смягчают убогость дома, придают ему уют. Кел научился видеть, как меняется под дождем пейзаж, как зеленый делается насыщеннее, как поднимаются полевые цветы. Дождь ощущается союзником, а не докукой, как в городе.
Кел более-менее уверен, что малой не станет поганить ему дом, когда Кела в нем нет, – уверен настолько, что когда в субботу вечером дождь наконец стихает, отправляется в деревенский паб. Идти до него две мили – достаточно, чтобы в плохую погоду Кел сидел дома. Март и старичье в пабе находят потешным это его настойчивое желание ходить пешком – до того потешным, что едут рядом с ним в машине, поощряя криками или по-пастушьему его понукая. Келу кажется, что его громкий, ворчливый, престарелый красный “мицубиси-паджеро” слишком заметен и привлечет внимание любого скучающего легавого, болтающегося по округе, а дурное это дело – попадаться на вождении в нетрезвом виде, когда ему еще не выдали лицензию на оружие: в ней же могут и отказать, если узнают о его неумеренных привычках.
– Да и не должны они тебе ружье выписать, по-любому, – сообщил ему бармен Барти, когда Кел упомянул при нем об этом.
– Это еще почему?
– Ты ж американец. Вы у себя там все свихнулись на оружии. Палите из него за любой чих. Пристрелить можете кого-нибудь просто за то, что человек последнюю упаковку “Твинков”[13] купил в лавке. Нам всем остальным тут опасно станет.
– Много ты понимаешь в “Твинках”! – возразил Март из угла, где он устроился за пинтой с двумя приятелями. Как сосед Кела Март считает, что это его ответственность – вступаться, когда Келу достается подколка-другая. – Где твое детство, а где “Твинки”.
– Я, что ли, два года в Нью-Йорке на кранах не отработал? Йил я “Твинки”. Дрянь ебучая.
– И