Букринский плацдарм, или Вычеркнутые из списка живых. Вадим Барташ
дом. В нём никого нет, кроме хозяев. Там бабка с внучкой. Ненадолго уж потеснятся, а вы всё ещё в тепле побудете.
Кое-где виднелись воронки от разорвавшихся снарядов и попадались на глаза разрушенные дома, от нескольких из них остались одни печки. Ожесточённый бой в Григоровке разгорелся несколько дней назад, она переходила из рук в руки по нескольку раз, и только как четыре дня эта деревня считалась полностью освобожденной. На углу одной из боковых её улочек, прямо у церквушки, виднелись обгорелые остовы немецкой танкетки и нескольких легковушек, подбитых нашими бойцами. Но трупы тех же немцев и полицаев подобрали и сбросили в овраг, засыпав их наспех комьями земли.
Сражение за Григоровку оказалось столь ожесточённым и у наших при этом были настолько тяжёлые потери, что фрицев и их прихвостней из местных бандеровцев, кто не успел покинуть деревню, пустили в расход. Лейтенант Тихон Ламко, ставший комбатом, на это посмотрел сквозь пальцы и не стал одергивать рассвирепевших подчиненных. Да и что тут говорить, если в его батальоне погибло четыре пятых личного состава и выбыли из строя почти все офицеры. Из семисот пятидесяти человек в батальоне сейчас было чуть больше ста пятидесяти рядовых и сержантов, и только три лейтенанта, включая самого Ламко.
– Хоть не всю Григоровку подпалили, – произнёс младший сержант Неустроев, оглядываясь по сторонам.
– Очень большой кровью она нам досталась, – откликнулся Юрик. – Первая рота из нашего батальона почти вся полегла, во второй осталось половина бойцов, ну а мы понесли потери при переправе. И причём тоже не малые. Нас вообще по пальцам теперь пересчитать. Комбат меня назначил ротным, а у меня в роте меньше взвода бойцов.
– И на что я ещё обратил внимание, – заметил младший сержант Неустроев через некоторое время, – Так это на то, что какая-то здесь странная тишина. Та-а-ак тихо! А знаете… знаете, что? А я же понял, что меня поразило! А я ведь не слышу собак. Никто здесь из них не лает. Как будто они все здесь онемели! Их что, тоже фрицы перестреляли?
– Не-е-ет, – покачал головой Юрик. – Они просто здесь, как и все местные, страшно запуганы. Мне один здешний дедок сказал, что в Григоровке фрицы развлекались в последнее время тем, что отстреливали местных псов, так что теперь псины при виде людей в форме и с оружием не лают, а скулят и забиваются куда придётся. Даже собак эти нелюди затравили!
– И-изве-ерги!– сокрушённо покачал головой Георгий.
По дороге Шестопалову и его бойцам в основном сейчас попадались красноармейцы, ну а местных не было вовсе. Неустроев, Скоробогатов и Шестопалов прошли уже почти всю Григоровку, и только в конце её увидели двух старух и одного дедка, стоявших у своих заборов. Местные до сих пор были насторожены и их не покидал страх от того, что они пережили и что им пришлось увидеть. А эти события, которые затронули деревню в последнюю сентябрьскую неделю 1943 года, действительно были не для слабонервных. У местных, казалось бы, сейчас были отключены эмоции и они находились в какой-то