Половина любви. Галина Врублевская
взгляд Елены неожиданно наткнулся на групповую фотографию, стоящую на комоде: несколько мужчин и женщин, застывших в строгой, официальной позе. Елена вспомнила, что где-то уже видела этот снимок. Да, точно, в альбоме у своей матери. Вот и сама мама, почти в центре группы.
– Это я в институте усовершенствования учителей, – заметил интерес гостьи отец Шурика, высокий костлявый старик с лысой головой. Он ткнул пальцем в фигуру мужчины, застывшего рядом с Галиной Ивановной. – Видите, какой молодой да удалой.
Когда через несколько дней Елена навестила мать, она вспомнила о дубликате старой фотографии и мимоходом поинтересовалась ее историей.
Невинное, казалось бы, сообщение потрясло старую женщину.
Галина Ивановна в смятении отвернулась к окну.
Руки ее припали к глазам. Пальцы бессмысленными круговыми движениями гладили чуть прикрытые веки. Так порой владелец очков протирает запотевшие стекла, чтобы лучше видеть сквозь них. Что хотела разглядеть Галина Ивановна в своем тайном прошлом? Лена с удивлением наблюдала замешательство матери, вызванное таким вроде бы простым вопросом. Наконец небольшую паузу прервал ровный, почти без интонаций голос матери:
– Леночка, на этой фотографии – твой отец, Святенко Павел Афанасьевич.
Лена замерла, не в силах воспринять услышанное. Мать всегда ей говорила, что отец был летчиком и погиб во время тренировочных полетов. Видно, эту красивую легенду она придумала, когда, после полета Юрия Гагарина, главными героями страны стали летчики и космонавты.
– Когда мы познакомились, – продолжала Галина Ивановна, – мне было уже тридцать пять лет.
В то послевоенное время женихов было мало. Учителя, конечно, тоже сплошь женщины. Так что на нормальную семью я уже перестала надеяться.
С Пашей мы познакомились случайно, на курсах повышения квалификации. Он был математик, закончил университет до войны, хотел заниматься наукой. Ты, верно, в него пошла, склад ума у тебя рациональный. Ну вот, а после трех лет солдатской жизни какая наука, да еще ранение у него было тяжелое в конце войны. Так что о науке пришлось забыть. Пошел преподавать в школу. В сороковые много фронтовиков пришло в школу, это сейчас парни эту работу стороной обходят. Да и то сказать, платят учителям смех один. Мы с твоим отцом, разумеется, в разных группах занимались, я же словесник, а он, как я сказала, математик.
Но политзанятия, они для всех были обязательны, шли в общем потоке. В тот год Хрущев осудил культ личности Сталина. У всех в головах страшно что творилось. Ты не представляешь, кем был для нас Сталин. Каждый не задумываясь отдал бы свою жизнь за него. И вдруг такое! А нам, учителям, было важно понять, что говорить своим ученикам.
Вот на одной такой лекции мы с Пашей и познакомились. Он, когда узнал, что я русист, сразу обратился за помощью. Паша разработал особый метод подачи материала. Хотел по своему предмету вместо обычных учебников внедрить сказки по математике. И попросил