Княжич. Алексей Янов
спросил:
– Княжич, давай помогу облачиться к выезду?
Я важно кивнул головой и расставил руки в стороны. Корыть и подоспевший к нему на помощь последний, третий спальник Веруслав, сын боярина Давыда, выслужившегося из простого гридня, принялись расторопно, но одновременно со всем тщанием переодевать своего господина.
На меня надели мой «любимый» красный кафтан, немногим ниже колен, от чего я сам себе показался похожим на стрельцов эпохи Ивана Грозного. На голову напялили высокую зеленую шапку, с красными наушниками. Не забыли навесить золотой пояс и инкрустированный драгкамнями меч. «Ну, чисто клоун!» – мягко говоря, не слишком высоко оценивал я свой выездной костюм, стоящий по здешним меркам целое состояние.
Насколько я понял, время от времени мне дозволялось нарушать заведенный распорядок, приказывать что-то княжичу Перемога не мог, лишь исполнял волю князя. Поэтому запретить выезжать из этой временной княжьей резиденции княжичу Владимиру мог только его отец, но он на редкие проказы сына, иногда отлынивающего от занятий, смотрел сквозь пальцы, что меня очень даже устраивало!
Конюшие Борислав и Лют подвели оседланного коня и, «припахав» заодно и Усташа, помогли мне вставить ногу в стремя и вскочить в седло. В это самое время на крыльце нарисовался Перемога с самым суровым видом. Пришлось притормозить и еще некоторое время объясняться с ним. Своим распоряжением наставник усилил наш конный отряд целым десятком гридней, вооруженных мечами, щитами и луками с тулами, полными стрел. Дворовые охотничьи собаки, радостно и нетерпеливо взвизгивая, крутились под копытами коней. Охотничьи отряды, иногда во главе с князем, выезжали на промысел лесного зверя практически ежедневно, иначе было бы сильно накладно кормить сотню здоровых мужиков вместе с тремя десятками прочей дворни и челяди. Псари громко закричали, успокаивая и разгоняя собак. Ворота распахнулись, и под свист, гиканье и улюлюканье не совсем трезвого десятника Твердилы, вскоре подхваченное всем отрядом, мы выехали на заснеженную улицу.
Приграничный городок Зарой (и вся его ближайшая волостная округа) входил в число домениальных (личных) владений великих смоленских князей. Но здесь и сейчас Изяслав Мстиславич был вынужден квартировать вместе с дружиной не по своей воле, а вынужденно. Сюда он сбежал вследствие захвата Святославовыми полочанами Смоленска и обрушившегося вслед за этим на столицу страшного мора. Здесь князь провел всю зиму, и пока что, слава богу, рука полоцкого узурпатора досюда еще не дотянулась.
Зарой был небольшим городком – немногим больше двух сотен домов, окаймленных земляным валом с деревянным частоколом. Княжий детинец окружали мощные дубовые стены, выполненные в виде срубов и заполненные землей. Около речной пристани на реке Ипуть располагались местный рынок и купеческие склады. Зимой подобные Зарою городки у меня ничего помимо мрачного уныния не вызывали, жизнь здесь, казалось, впадала в зимнюю спячку.
Местные жители