Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов. Ариадна Эфрон

      Насчет Вашего приезда в Тарусу – конечно, приезжайте, когда Вам удобно, ближе к делу спишемся, чтобы удобно было «обоим сторонам». Дело в том, что может наехать всякий – разный народ, с которым Вам будет не так-то интересно, но будем надеяться, что все образуется. И Таруса к Вашему приезду окажется на месте во всяком случае – во всем своем великолепии. Жаль только, что сирень отцветет – как она хороша!

      Пересылаю Вам письмецо Кати[155] относительно «Челюскинцев» и «Роландова рога». Вот тут придется подумать, как быть с текстом; и тот и другой, несомненно, мамины, хотя Катин «из неоткуда». Простите ей описки и опечатки – за 40 лет отсутствия язык забывается, тем более, что все они, тамошние, уже старые, пишут до сих пор «по-старому», с ятями, и стараются писать по-нашему, чтобы дошло… Письмецо мне потом пришлите. Надо будет ответить.

      Что за концовка Вашего письма: «надеюсь на скорую встречу – здесь или там»?

      Давайте уж лучше здесь!

      Целую Вас

      24

      <Июнь 1961 г.>[156]

      Анечка, воистину два слова, т. к. разболелась рука (застудила). Вы знаете, любовь – к человеку, к поэту – одним словом – любовь это такая же тайна и такой же дар Божий, как талант, и что тут можно объяснить. Стихов я тоже не только не люблю – не выношу! и никогда не читаю (стихов «вообще»). Люблю трех-четырех поэтов во всей их совокупности, что ли (поэтов со стихами вместе). – На маму я совсем не похожа, и совсем другой породы (отцовской), и не лучший ее представитель. Но печать свою мать на меня поставила, как в Песне Песней[157]. Она бы очень любила Вас, больше того, именно в Вас она нуждалась. Откуда я знаю? Да дело в том, что (без всякой мистики, я к этому не склонна!) она мне многое в жизни говорит, может быть, больше, чем при жизни. Горько, что Вы с ней не встретились, хорошо, что встретились со мной. Я многое Вам расскажу и доверю.

      А.А. приедет завтра, я ей рада. О Вашем приезде спишемся, очень хочется, чтобы была хорошая погода, и Вы увидели Тарусу – колыбель маминого творчества – во всей ее красе. Кроме того, через забор продемонстрирую Вам мамину старшую сестру Валерию[158], старую чертовку, истинную ведьму, стоит посмотреть. Ужасная подлюга.

      Спасибо за Тагора, купите еще парочку, если не трудно – пошлю в США за «Челюскинцев». Эти мои переводы так ругали, что я больше и носу не кажу в Восточную редакцию и к последующим изданиям не имею уже отношения. Из-за робости и гордости обнищала и отощала и вообще, кажется, перехожу на пенсию… Ады Александровны. Скоро напишу.

      Пока целую.

      25

      <Июнь 1961 г.>

      Милая Анечка, приезжайте, когда Вам удобно, четвертого так четвертого. Конечно, на этом Вы теряете цветение – яблонь, вишен, сирени, но застанете «хвосты» соловьиного пения и, может быть, ландыши. А так – Таруса хороша и в июне, лишь бы не раскапризничалась погода. Спасибо большое за вьетнамцев и за Рембо, оба очень мило изданы, но внутрь лучше не заглядывать. Рембо получился неким «собирательным» французом – Антокольскому более сродни ГюгоСкачать книгу