Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов. Ариадна Эфрон
рецензию на книгу, открыв тем самым, думается, путь в дальнейшем для издания ее произведений. Твардовский отмечал:
«Издание “Избранного” Марины Цветаевой является подарком читателю-любителю поэзии. – Не следует, конечно, рассчитывать на читателя вообще, массового читателя в отношении этой книги – своеобразной и сильной, но не вдруг доступной. Но М. Цветаевой принадлежит в развитии русского стиха такая несомненная и значительная роль, что так или иначе с ее творчеством должен быть знаком всякий интересующийся поэзией человек. В книге много боли сердца, горестных раздумий, мучительных усилий выразить мир, представляющийся автору часто темным и жестоким (здесь – отражение особенностей его трудной судьбы), но в ней же столько ясной и жаркой любви к жизни, к поэзии, к России, и к России советской; столько ненависти к буржуазному миру “богатых” и пафоса антифашистской направленности». Отметил он и особенности поэтики Цветаевой: «Со стороны собственно стиха, слова, звука, интонации – это вообще редкое и удивительное явление русской поэзии. Затрудненная, местами как бы пунктирная, где заменой слов являются необыкновенно выразительные тире, стихотворная речь Цветаевой обладает чертами глубокой эмоциональной силы – она, как дыхание, прерывистое, неровное, но и живое, а не искусственное. Кстати, когда некоторые особенности стиха Цветаевой (рифмы, ритмы, звукопись) станут общим достоянием (Цветаева у нас не издавалась, кажется, с 1922 года), полезно будет уже и то, что откроется один из источников завлекающего простаков “новаторства” некоторых молодых поэтов наших дней. Окажется, что то, чем они щеголяют сегодня, уже давно есть, было на свете, и было в первый раз и много лучше. Статья В. Орлова хороша; в сущности, это почти первое наше слово о М. Цветаевой»[12]. Позже, 19 февраля 1969 г., в дневниковых записях он также восторженно отзовется об эпистолярном наследии поэта: «Письма Цветаевой – чистое золото в поэтическом и этическом, в неразрывности этих смыслов. Я, что называется, “вскрикивал”, …столько дорогого для меня (и как бы нового, но в чем-то смыкающегося с моими высшими “символами”) вплоть до откровений вроде гениального ответа на вопрос, почему мы рифмуем (“спросите народ, спросите ребенка”)».[13]
Первая книга Цветаевой мгновенно разошлась и вскоре стала библиографической редкостью. Так же быстро исчез с прилавков книжных магазинов и альманах «Тарусские страницы», который вышел в октябре 1961 г., почти одновременно с первой книгой Цветаевой, но не стал ей конкурентом, а лишь подогрел интерес к поэзии и поэту. В нем впервые была напечатаны проза – очерк «Кирилловны» (название такое очерк «Хлыстовки» получил из-за цензурных соображений) – и опубликованы 42 стихотворения Цветаевой с предисловием Вячеслава Иванова. Этот «крамольный» альманах, в который по замыслу создателей должны были входить произведения, отвергнутые центральными журналами и издательствами, был выпущен Калужским книжным издательством тиражом 31 000 экземпляров (хотя предполагаемый тираж
Новый мир. 1962. № 1. С. 281.
https://lit.ukrtvory.ru/marina-cvetaeva-mandelshtam-i-tvardovskij/