Наставник для девственницы. Alexander Maximoff
вспоминала забавные происшествия и напоследок сказала:
—Андрейка… А ведь я тебе изменила…
—Я почувствовал. Когда писать перестала?
—Да, примерно тогда.
—И как это случилось? – он говорил без грусти, сохраняя бодрый и участливый тон.
—Также. Как у нас… Я села к нему на колени… И мы сидели… Потом ещё, правда, целовались…
—А потом?
—А потом он полез под майку, и я его послала!
От невыносимой неловкости загорелись уши. Изменила… Сам-то он, хоть и не забывал о ней никогда, не особо сдерживал себя в желаниях и успел обрасти целым десятком историй, романтических и не очень. А она… Тут он поймал на себе пристальный взгляд и понял, что его взвесили и купили…
—Ты чего?
—Ничего. Так… Смотрю, какой ты стал…
—Какой? Взрослый?
—Хитрый. Но знаешь, я ж не дура… Я всё понимаю…
—Что?
—Всё! Ладно… Проехали! Ты купаться в этом году думаешь?
—Конечно!
—Хочешь, позову тебя к нам на дачу? Там Золотой Затон. Ветра нет и вода очень тёплая, потому что мелко…
* * *
Она прыгала в воду. Он садился, полностью погружаясь, она залезала на плечи и, когда он вставал во весь рост, резко отталкивалась ногами и летела ласточкой в глубину. Она прыгала неутомимо, раз тридцать, пока он сам не устал. Наплескавшись, они грелись, лёжа на полотенцах, и она без умолку рассказывала о своей жизни, о подругах, о своих планах уехать.
—А куда ты собираешься уехать?
—К тебе… – без обиняков призналась она.
* * *
Андрей сидел на старой безногой лежанке в крохотной дачной комнатушке, а Юля вошла с веранды с только что помытой кистью винограда:
—Кишмиш. Без косточек. Будешь? – и неосторожно подошла с ней к нему.
В течение последних трёх часов он постоянно уговаривал себя не трогать её, но, видимо, это был самообман, и она попросту не подходила достаточно близко и наедине: как только она приблизилась, он порывисто обнял её и прижался щекой к животу. Юля не отстранилась. Она машинально оторвала ягоду и положила себе в рот. Он по очереди приподнял её под коленки и усадил верхом. Их почти что голые тела соприкоснулись, Юлю охватило знакомое дежавю: она вновь воспринимала промежностью, как оживает под ней его плоть, вздрагивает, набухает, наливается, вспучивается и давит, потом, окончательно раздувшись, расправляется и замирает, подёргиваясь. На этот раз она ничего не говорила. Наоборот, она вся сосредоточилась на ощущениях, и только отрывала виноградину за виноградиной, и они щекотно и прохладно падали между их тел, некоторые бесшумно скатывались на кровать, а какие-то, глухо стуча, скакали по полу…
Андрей держал её в объятиях, невольно разглядывая её налитое тело, большую практически идеальную грудь и округлые бёдра. Её распущенные волосы свободно