Впереди Авангарда. Станислав Малозёмов
то есть только матом.
– Нехай они, обкомовские и горкомовские пузыри, мать иху-перемать, жрут то, что весь народ, и пашут на тракторах зарайскую целину. Её вона сколько! И правнукам ихним хватит допахивать!
Дурак, в общем. Потому и не работал нигде. Всем ведь умные нужны. Даже ножки для табуреток строгать. Так что не брали его никуда, даже в армию. Потому, что дурак может тайну военную врагам легко сдать. Наш, например, Устав гарнизонной службы. И, такой документ имея, даже княжество Монако, где солдат не имеется, нас лет за сто, но одолеет! Позор! А ещё дурак в армии может неправильно пользоваться гуталином и пастой «гои» для чистки блях и пуговиц. Это унизит нашу великую и непобедимую перед буржуазным сообществом. И оно даже, возможно, плюнет гадко в сторону расположения наших доблестных воинских частей. И бояться СССР будет уже без дрожи в коленках.
– Ты, Вань, иди в писатели, – научил его сосед. Киномеханик. – Я вот сколько кручу всякое кино, так заметил, что, где есть писатель, то он, бляха, не работает нигде. И не делает ни хрена. Пьёт пиво, гуляет с бабами и думает. Ну, про то, какую чудесную скоро книжку напишет. Потом пишет, относит в издательство. Книжку выпускают. Деньги ему платят. Не зарплату, а крупные. Одну выдали в тираж – год живёшь как валет бубновый. А ты же видел, сколько книжек в магазинах? Больше чем шляп, кепок и шапок. Так от шапки польза! Башка в тепле, экономия на таблетках. Денежка остаётся на портвешок с баночкой кильки в томате. Я разок попал в книжный. Дождик был. Спрятаться забежал. Штук пятьдесят всяких книжек перелистал! Такая дурь там написана – чуть не взбесился там. Мог продавцов покусать, хоть они всё ж люди подневольные. Что завезли, то и втюхивают населению.
– Ну, ты до конца расскажи про писателей, – Ванька поскрёб затылок. – Мысль хорошая.
– Короче, дураки для дураков писали, а третьи дураки их печатали! – воспрянул мыслью киномеханик. Обрадовался, что его слушают. Никто не выдерживал пяти минут, а Ванька сам просит. Жена пугает постоянно. Будешь, мол, много трындеть, насмотревшись кина, я тебе в суп насыплю пузырёк яду крысиного. И трынди потом в аду чертям вечную вечность. Он оторопел на мгновение и обернулся к Ивану.
– Ну, слушай дальше. Вот про любовь, например, как пишут? А вот как. Он её по музеям таскает, пьют исключительно шампанское, страдают от любви, представляешь! И вслух читают друг дружке Пушкина и Цветаеву. Ночью, бляха, читают, когда положено совсем другим… Эх, мать ихнюю! Иди, Ванька, в писатели. Ты дурак. Тебя читатели любить будут. У нас, вишь ты, не любят как раз умных. Так что, сходи в областную редакцию. Там есть литературное объединение. Не издательство, но рукопись твою обсудят и в местной типографии напечатают. Для начала – это уже приятственно. И продукт на руках. Едешь в Москву с произведением. А издательств в столице – как блох на собаке. Показываешь, что ты писатель и тебе дают заказ. Сочинить, к слову, роман про то, как советские полярники спасли отставшего от стаи пингвина, напоили чаем