Пианисты. Кетиль Бьёрнстад

      – И что ты будешь играть?

      Я медлю. Не отвечаю. Ее огромные глаза устремлены на меня. Я смотрю на небо, маленькие облака быстро плывут в сторону Нурдмарки. Нас заметил большой ястреб. Он неподвижно висит в воздухе и наблюдает за каждым нашим движением. Потом мне придет в голову, что этот ястреб наш единственный свидетель, единственный, который видел нас всех четверых со стороны. По мне пробегает холодный озноб, но я не показываю этого маме.

      – По-моему, ты должен играть то, что тебе больше хочется, – говорит она.

      Я настораживаюсь. Обычно мама мне что-нибудь предлагает.

      – А что мне хочется? – спрашиваю я.

      – Правда, сынок, а что тебе хочется?

      Я не знаю. Я и в самом деле не знаю, чего мне хочется и что лучше всего играть.

      – Надо подумать, – говорю я. – Может быть, Дебюсси, а может, Прокофьева.

      Она кивает, словно в ответ на свои мысли.

      – Дебюсси – это прекрасно.

      Я вижу, что вторая бутылка уже почти пуста. Большую часть вина выпила мама.

      Отец прислушивается к нашему разговору. Теперь он поднимает глаза. Я хорошо помню, что тогда смотрел на него. Он устал, похоже, что у него уже ничего не осталось – ни надежды, ни радости, – и мне вдруг становится его жалко, за все эти годы так жалко мне не было даже маму, и это меня смущает.

      – Я хочу, чтобы вы были счастливы, – говорю я, глядя на сыр, яйца, ветчину и салат, которые лежат на солнце почти нетронутые.

      – Не думай о нас, – немного резко говорит мама. – Теперь главное – это ты.

      – Я и Катрине, – поправляю я.

      – Разумеется. – Мама бросает взгляд на Катрине, которая хоть и лежит в отдалении от нас, но может слышать наш разговор.

      – Ты и Катрине, – говорит мама. Она протягивает руку к бутылке. – Мы всегда будем с вами, хотите вы этого или нет. – Она вздыхает. Пьет из горлышка. И опорожняет бутылку.