Монолог без конца. Ирина Ракша
и у горячей плиты, а то и в ночь. Но – Бог в помощь. Поскольку без молитвы ни шагу. А в храме в алтаре во время службы протоиерей и другие батюшки, читая молитвы, освящали, кропили святой водой эти ещё тёпленькие бело-золотые просвирки. Вынимали из каждой частичку для причастия. Клали на дискос. «Сие есть тело Мое, Сие есть кровь Моя», – говорил Христос. А потом, по окончании литургии или причастия, раздавали эти просвирки мирянам, клали эту святыньку в протянутые ладошки, как дорогой подарок.
Прабабушку эту Марию я хорошо помню уже древней, морщинистой старушкой. Она жила под Москвой, в Удельной, со старшей дочкой Дусей, местной учительницей, тоже уже старенькой. Даже есть фотографии, где мы у них в гостях на станции Удельная. Сидим все вместе вокруг прабабушки на завалинке деревянного дома: моя статная бабушка Зина, её старшая сестра – худющая Дуся, моя модная, красивая мама и я. А мой папа фотографирует. Я ещё маленькая, лет пяти-семи, с дежурным бантом на голове.
А эту прабабушку Марию пекарскому мастерству учила уже её мама. Вернее, не мама, а матушка, поскольку та была женой священника и родилась, как я понимаю, ещё при Пушкине. Вот её-то я, конечно, уже не видела. Шутка ли, девятнадцатый век! Правда, вместе с моей бабушкой Зиной мы бывали на её неприметной могилке в Лефортово, на Введенском кладбище. У нас все лежат на Введенском. Семь могил в ряд.
Вообще эти русские чудо-женщины ежедневно и неустанно учили друг друга многому. Передавали эту серьёзную науку – вести хозяйство (а это, конечно, наука!) из поколения в поколение. Растить детей в вере, чести и совести. С тщанием и правильно семью обихаживать (а семьи у всех были большие), умно вести дом и хозяйство. Короче, учили детей главному – честно и правильно жить. В том числе и печь пироги.
И вот бабушка говорит мне, стоя в фартуке у стола коммунальной кухни:
– Ну, во-первых, мы с тобой, детка, будем тесто готовить для пирога. Потом начинку капустную с луком. А уж потом будем печь.
Я, конечно, ликую. Особенно насчёт начинки, которая «потом», во-вторых. Для меня начинка – самое главное лакомство.
Поскольку в конце, когда она уже в миске, уже готова, а белое тесто, тонко раскатанное, ожидает её на противне, бабушка даёт мне начинку попробовать. Протягивает полную, щедрую ложку жареной этой капусты с луком и маслом. И спрашивает как бы всерьёз, как взрослую:
– Ну как тебе, нравится? Не надо ли что-то ещё добавить?
И я с полным ртом этой дивной вкуснятины мотаю головой: мол, нет, ничего не нужно. Тогда и бабушка пробует её, зачерпнув из миски. Но только на кончике ложки. И что-то ещё всё-таки добавляет, что-то сыплет туда щепоткой. Каких-то сухих травок-добавок из разных баночек. И опять тщательно перемешивает:
– Ну вот и ладно, и хорошо. Теперь, думаю, всего хватает
Но, прежде чем случается эта короткая радость, бабушка тесто готовит. С силой мнёт его, превращая нечто липкое, пристающее к пальцам, в тугую округло-мягкую плюшку-лепёшку. Порой подсыпает на доску белой мучицы, рассеивает её, как сеятель в поле. Сперва работает пальцами, потом жмёт,