Иночим великанов. Апокрифы Мирадении. Демьян Брауде
дарование снискал? Гильотина в нашу пору утратила значение, или кривотолки на узурпаторов власти больше не действенны? – неосознанно из этого вышел звонкоголосый сарказм. Начало эльфа оставляло его беззащитным от подобного.
– Мне не досуг обсасывать это. Дивелз, затемно, с первыми прорезавшимися лучами анемаи, я обязан буду отойти в довесок с ещё четверкой счастливцев, искать смерти на прогалинах, где я стану мишенью для стрел вольных эльфов, или пока одиноких голодный орк, не вобьет в меня топор, пока я отстану от улепетавших от их беснования ратников.
– Ты знаешь с кем исходишь? – внезапно лаконично вставил Дивелз, явно пытаясь найти рациональное зерно, сверля друга агатовыми бесцветными очами, уводя его тревоги в сторону.
– Ну, разве, что тощего, – без особой радости отметил поскучневший Джоаль, после чего пуще прежнего устало выдохнул новую печаль.
– Это твой оруженосец, кой потребен тебе лишь как фиктивное олицетворение сана?
– Вестимо так, – подтвердил он, кивнув пучком бородке, потерев следом короткие упавшие от печальной мины усы.
– Коли так, тебе статься, не пристанет так одиноко, и вы вместе узнаете, друг друга в разы гоже, – почти просияв на свету свечи, отметил полуэльф сверкнув кристальными зеницами. Джоаль при этом даже при тени показал недовольную гримасу, и его растянутые усы скривились вместе с ним.
– Я вроде попросил предоставить мне книгу, кою, скорее всего, нацарапал ты, как особливо тебе любо, при оном именуясь людскими именами, самообольщаясь грезой найти читателя.
– Отнюдь. Не все мои книги владеют псевдонимами, – грустно отметил он, и вышел из хомутов подлокотников расписного кресла, у которого по обрамлению оперились золотистые зазубрены в форме лепестков по кромке спинки, и лилии на фоне зелени на самой мягкой обитой под парчу подушке, в стесняющем цвета полумраке.
Джоаль испытал внезапный приступ колющего стылой сосулькой стыда, как если бы обозрел ситуацию со стороны, и постиг, как корыстно пользует друга, нежели, принять его чистосердечные помыслы достучаться до скрытых мест его бедственного положения, выделив хотя бы малейшую толику в позитивное русло. Все эти щемящие сердце факты спрессовались, выливаясь в непреодолимое и сносящее желание извиниться, перед ним, но слова все ещё застревали в горле, не доходя до опавшего языка, которые сделался свинцово тяжелым и неподъемным, дыбы выдать хотя бы малейший звук.
Дивелз разверзая сень отблеском изящных широких глаз, вернулся и положил перед ним небольшой свекольного переплета томик с песочными слипшимися страницами, у которого маячила рукописная обложка – Некий раненный ратник с перекошенным небритым лицом притулился к древу, коего нагоняла через чащу необычная воительница. У которой при том были довольно рыжевато щетинистые щеки, и необычные волосы, будто смазанные надтреснутой грязью, отчего казались облуплено дымными. Её бугристо