Трилогия «Лютевилль». Лина Ди
что сможет облегчить мое существование?
Мои родители много работали на небольшой ферме, что издавна принадлежала нашей семье, и им некогда было особенно следить за мной. Они знали, что Оскар – то есть я – мог бродить по Лютевиллю часами, когда не помогал им. Я знал о родных окрестностях практически всё. Не разрешалось мне уходить только к берегу моря, что находился на противоположной стороне от леса. Хотя и там я бывал, особенно по выходным. Мне нравилось уходить из дома совсем рано, и встречать там рассвет. Моя жизнь состояла из изучения всего вокруг. Я запоминал каждый куст, каждый дом, каждую могильную плиту на кладбище, шпалы на железной дороге, трещинки и сколы в причудливом каменном орнаменте фасада школьного здания, строгие контуры фабрики, дом семьи ювелиров, казавшийся мне дворцом… я заходил даже в больницу и наблюдал за выпиской пациентов. Я бродил и в других местах…
Но моим самым любимым местом был пруд, где я ощущал себя совсем безмятежно. Там я полностью успокаивался, глядя на тихую гладь воды, проплывающих мимо уток, и камыш, который можно было срывать, и, растерев пальцами его тёмно-коричневый бархатный кокон, пускать по ветру белый пух.
Вечером, прихватив простой дорожный рюкзак из плотной ткани, в котором лежала подаренная мне тётей плитка шоколада, старый фонарик и раскладной перочинный ножик, я направился к лесу.
Осенние листья покрывали холодную землю, а прелый запах вселял надежду на перемены к лучшему. Очень хотелось остановиться и попинать листья ногами, или повозиться в грязной земле палкой в поисках забавных улиток и червей. Но мой план, которым я был одержим со вчерашнего вечера, не давал мне свернуть с пути.
Темнело быстрее, чем летом, и нужно было спешить. Где-то через час я увидел целый горизонт из желтеющих деревьев.
Я размышлял, хватит ли мне вообще смелости заговорить со старухой – или же она нашлёт на меня какое-нибудь проклятье, не дав мне сказать ни слова.
Было немного жутко. Впрочем, Лютевилль – вообще немного необычное место, и тут, скорее всего, жутко и страшно бывает не мне одному.
Изгородь вокруг дома старухи была ветхая, и я без труда нырнул на территорию колдовского пространства, спрятался за яблонями, и, затаившись, стал наблюдать за огородом. Время шло, но никто не появлялся. Урожай был богатый – на грядках лежали тяжёлые кочаны капусты, крупные оранжевые тыквы, и другие поздние овощи. В лучах вечернего сентябрьского солнца всё казалось нарисованным. Я присел на корточки и задумался – есть ли душа у тыкв, или у капусты? Может, она заключена в кочерыжке? Я наклонился к капусте, будто видел кочан впервые в жизни. И в этот момент, что-то мягкое коснулось моей ноги, да так нежно, что я даже не испугался. Об мою ногу тёрся кот – наверняка именно тот, что жил со старухой в серой шляпе. Про него тоже говорили всякое. Кот оказался очень красивым. Песочный оттенок его шерсти завораживал. Живот и шея