Родина простит. Невыдуманные рассказы. Александр Куприн
обратно на подоконник. Там он жил еще довольно долго, меланхолично разглядывая сквозь стекло, как я строчу бесконечные бумаги с грифом «секретно». Низ карасьего пуза так и остался белым.
Когда мы расстались и как сложилась его судьба – вообще не помню!
Давно было
Умер Брежнев
…Помню, погода в этот день была мерзопакостная – холодно, сыро, слякотно. Оттого приехать вечером домой было особенно приятно. Дома были пельмени. Думал – начну сейчас их лопать в тепле и уюте, да приобщаться через телевизор к сокровищнице советской эстрады – Пугачёва там, Кобзон, Лещенко…
Телефона у меня еще не было. Таких как я поднимали «по цепочке» – дежурный звонил тем, у кого был установлен домашний телефон, а уж они были обязаны пешком обойти и оповестить всех сотрудников, что живут неподалеку. За мной пришел поддатый и вечно хмурый участковый Нечаев – он потом повесился, но никто не знает почему.
– А чо за тревога-то? – спрашиваю. – Учебная или как?
– Или как. Брежнев воткнул.
– Чего воткнул? Куда? – растерялся я…
В коридорах ОВД висел стойкий запах перегара, и казалось, что качается само здание райотдела – такого огромного количества пьяных в милицейской форме я ни до, ни после уже не видел!
И то сказать – объявить тревогу в День милиции! Выдернуть из-за стола в самый-самый праздник! Общее настоение, тем не менее, было благостное – все понимали, что тревога объявлена лишь техническая: так положено, раз главный вдруг помер. Зато не придётся проверять чердаки и подвалы, либо мерзнуть в оцеплении. Никто не грустил, не было и ощущения смены эпох. Утром всех отпустили по домам, велев вернуться в 2 часа, но мало кто пришел.
Потерпевшим во всей этой истории оказался влюбленный опер Валера Куренной. У Валеры на пятницу в ресторане «Большой Урал» была назначена свадьба, но её, как и другие подобные мероприятия по всей стране, отменили и перенесли в связи с объявленным в стране трауром.
Он, впрочем, потом всё равно развёлся…
По распределению
В далеком 1980-м Римма Исакова вместе с дипломом Свердловского пединститута получила распределение в поселок Ромашково на севере области. Четырнадцать часов на поезде, потом автобусом. Поселок этот представлял собой унылую россыпь черных двухэтажных бараков да частных домов. Было, правда, там и свежее здание белого кирпича – Шахтоуправление, еще несколько панельных пятиэтажек, а больше там не было ничего: лишь грязь да огромные комары. Поселкообразующим предприятием были две глубокие шахты, куда в железных клетках посменно опускалось все мужское население. По странной логике в относительно опрятных пятиэтажках расположились общаги, а, например, такое важное учреждение, как школа, – занимало деревянный барак. В соседнем, еще более запущенном и обитом гнилой вагонкой бараке разместилась милиция, дальше по улице – поликлиника. Даже райкомы КПСС и комсомола ютились в бараке, правда, выбеленном известью. Римма не была