Под откос. Дмитрий Грунюшкин
весь мир-то не вини. Трудно со всем миром воевать. И в бутылке не топись, не по-мужски оно как-то.
Он еще пару секунд постоял, но, не дождавшись ответа, натянул на голову берет, и вышел, навсегда исчезнув из жизни капитана Никифорова.
Леха стиснул зубы до треска, так, что едва сумел их разжать, чтобы вылить в глотку очередную порцию теплой вонючей водки.
Это была не просто операция боевиков. Это была тщательнейшим образом рассчитанная и подготовленная акция высочайшего уровня сложности. И без предательства на самом высшем уровне командования группировки она не могла бы быть осуществлена.
Тот, кто ее задумал, знал все. И время подхода колонны сибирского ОМОНа, и точное расположение блокпостов, и частоты связи. Все было известно. Сибиряки погибли не в результате трагической случайности, а по чьему-то дьявольскому плану. Из-за предательства.
Предают только свои. Чужие предать не могут. Проклятая аксиома.
Леха вгляделся в зеленые глаза на фотографии. Эта девушка была его радугой, его миражом, которых невозможно достичь. Когда Сашка был жив, Алексей не мог даже помыслить о невесте друга. После его гибели стеной встало чувство вины за то, что он его не уберег.
Он спрятал фотографию, и снова потянулся за бутылкой…
3.
– Ладно, девчонки, я пойду, покурю, а вы поболтайте пока. Общий язык, я вижу, вы уже нашли.
Алексей поднялся, и вышел в коридор, неловко изогнувшись, чтобы не задеть ноги Ольги. В ее присутствии он чувствовал себя так, будто его набили опилками вперемешку с жесткой колючей хвоей. Мысли становились ватными, неповоротливыми. Он не знал, куда девать свои руки, как спрятать взгляд. Посмотришь на нее – слишком вызывающе. Глядишь в сторону – невежливо, будто игнорируешь. Желание быть с ней постоянно рядом – и чувство непривычной беспомощности, неуверенности.
Он щелкнул замком двери, подергал ее, понимая, что что-то не так. Он давно не ездил на поездах. Тут была какая-то другая конструкция запора, не как в старых вагонах. Несколько секунд он покряхтел, разбираясь, всей спиной ощущая взгляды девушек, справился, наконец, и пулей вылетел в коридор, переводя дух и чувствуя, как горят уши.
– Забавный какой, – хихикнула Наташа, когда Никифоров вышел. – По-моему, он в тебя влюблен по уши.
Ольга хмыкнула, ничего не ответив, и отпила глоточек. Реквизированный коньяк оказался на удивление приличным. И ничего, что пить его приходилось под шоколадку, да еще и из простых вагонных стаканов с подстаканниками.
– Вы же вместе едете? – не унималась любопытная девушка.
– Нет, – сказала Ольга, – хотя, наверное, да. Не знаю, не совсем, в общем.
– О, это интересно, – Наташа поджала ноги, забираясь на диван поудобней. – Обожаю загадки.
– Да ничего загадочного, – отмахнулась Ольга, тряхнув светлыми волосами. – Я сопровождаю группу детишек, везем их в Москву на экскурсию. Мы вдвоем с еще одной женщиной. Я же учительница. Поездка давно была запланирована.