Вселенная Анимант Крамб. Лондонские хроники. Лин Рина
прогнать сонливость, и, пройдя обратно в гостиную, зажег лампу, которая всегда стояла на его столе.
Бесконечное количество слов проносились в его голове при мыслях о написании письма, но все же он не знал, как начать. Он сел за стол, чтобы взять в руки бумагу и перьевую ручку, и снова встал, беспокойно шагая по комнате.
«Любимая Анимант», – начал он и почувствовал, как усиливается чувство вины, как оно сильнее сдавливает грудную клетку, угрожая задушить его.
Была ли она все еще его любимой Анимант? Мог ли он в самом деле осмелиться обратиться к ней подобным образом?
«Уважаемая мисс Крамб», – написал он на бумаге, раздраженно покачал головой и смял листок.
Господи! В конце концов, он не был ни писателем, ни поэтом, ни даже скромным романтиком. Как ему написать на бумаге о том, как сильно он любил ее, что творилось с его сердцем, когда она лукаво усмехалась, или когда ее глаза искрились от гнева, или когда она была так близко к нему, что требовалось лишь простое движение, чтобы поцеловать ее?
Почему он ни разу не поцеловал ее?
Он нервно провел рукой по волосам. Это было не совсем верно. Один раз он все-таки поцеловал ее, правда, только в лоб, но сделал это с трепетом.
Он вернулся мыслями в тот вечер в «Наперстке» с его братьями. Они заставили Анимант пойти с ними только для того, чтобы он тоже был вынужден присоединиться. Это он еще мог простить, но не то, как они над ней подшутили.
Он был всерьез обеспокоен, но этого следовало ожидать, потому что то количество алкоголя, которое ей втайне подливали, могло убить ее. Он был уверен, что, по крайней мере, Джимми сразу заметил, как сжалось его сердце, когда он так вспылил и повел Анимант домой.
Он выставил себя на посмешище, пытаясь не дать ей уснуть в карете, и из-за легкого опьянения, которое тоже охватило его, сказал слишком много. Рука на ее тонкой талии, запах ее волос, ее тепло так близко к нему. Сто тысяч искушений в его мыслях.
В конце концов она все-таки уснула, и он мог только надеяться, что она перестала воспринимать остальные его слова, когда он признался ей, что никогда не сможет быть достаточно вежливым и очаровательным, чтобы соответсвовать ей. Это была правда, хоть и печальная.
Он нес ее в комнату на руках, чувствуя себя благородным рыцарем, коим на самом деле не был, так как бесстыдно воспользовался ее положением, прижавшись губами к ее лбу, чтобы вкусить лишь крошечный кусочек мягкой кожи.
Томас Рид ударил кулаком по столу и спрятал лицо в ладонях, чувствуя, как рушится мир над ним, потому что он не знал, как сможет написать ей.
Если бы дома был алкоголь, он бы с радостью воспользовался им. Но он уже проходил через такое ужасное время и поклялся себе не повторять этого. Алкоголь не принес ему облегчения, а вместо этого только погрузил его еще глубже во все чувства, которые горели в его жилах и с каждым днем все сильнее отравляли его.
Он смял следующую попытку подобрать правильные слова и затем еще одну, злясь на собственную слабость и театральность