Без четверти полночь. Ирина Игнатьева
хнувшим куском балкона. И длилась эта череда происшествий уже приличное количество времени.
– Про́клятый, видать, дом-то… – шептались по закуткам и рюмочным местные любители выпить.
Ответственные же за снос здания начальники строительных фирм отчитывались перед властью города и винили во всём происки конкурентов. А дом продолжал стоять, печально глядя на прохожих тёмными провалами пустых окон. Наконец информация о проблемном объекте долетела и до моего ведомства. От руководства поступили чёткие распоряжения: произвести зачистку, о результатах доложить по протоколу. И вот я прибыла на место, пытаясь смириться с поставленной задачей. Мне рассказывали о подобных зачистках, но выполнить такую работу самой предстояло впервые.
Под форменным сапогом хрустнула бетонная крошка. Чёрная дыра подъезда встретила, бросив в лицо горсть озлобленной тишины. Я опустилась на ступени лестницы, вытаскивая из рюкзака всё необходимое. Оторвала зубами кусок синего пакета: в пластиковую миску, роняя брызги на облупленную половую краску, полилось молоко. Наполнив ёмкость, поставила её в угол и принялась ждать.
Шорохи около приманки засекла минут через двадцать. Быстро. Рассказывали, что иногда и сутки приходилось ждать. Я включила фонарик, и угол подъезда залил яркий свет. Луч выхватил лохматую голову и чумазое лицо, наполовину скрытое густой растрёпанной бородкой. А из-под кустистых рыжих бровей меня хмуро изучали огромные карие глаза.
Неправду говорят, что домовые – сплошь одни старички: до первой полусотни лет так вообще считаются юнцами, даже борода не растёт. Этому навскидку было чуть больше ста. Крепкий, низенький мужичок, размером с полугодовалого ребёнка, плотно, будто маревом, окутанный странной магией.
Причина всех невзгод строителей при сносе подобных старых зданий крылась именно в домовых. Сами покинуть жилище они не могли, а в новое переезжали только вместе с хозяином. Если же тот, к примеру, уехал и не вернулся или спился и помер в одиночестве, что бывало гораздо чаще, оставалась подобная домашняя нечисть доживать век в старых, полуобвалившихся зданиях. Хозяйничала по усмотрению, охраняла, строила козни чужакам, мешая снести обветшалое жильё.
Ведь домовой жив, пока дом цел. А умирать не только людям – никому не хочется.
– Кто такая? Чего пришла? – буркнул из угла мужичок и, не сводя с меня глаз, вернулся к трапезе.
– Кира Хохлова, специалист отдела по контролю и учёту единиц нечистой силы.
– Ликвидатор, значится… – равнодушно уточнил домовой. – Слыхали про вас.
Я спокойно ждала, пока он закончит с молоком. А может, просто оттягивала неприятный момент. Устранять нечисть мне приходилось и раньше. Чаще всего умертвий или слетевших с катушек «питомцев» – нежить, которую частенько содержали вместо милых кошечек-собачек представители магической элиты. Довелось иметь дело даже с одним вампиром. Но все они являли собой совершенно другой класс опасности: убийцы и монстры – зло во плоти.
Сейчас же предстояло уничтожить совсем иных созданий. И от неправильности и неизбежности происходящего всё внутри скручивало в жгут, а на языке чувствовалась неприятная горечь.
– Сколько вас здесь? – я пыталась всё же не терять деловой тон. Вытащила планшет и принялась заполнять форму отчёта. – Имя? Возраст? Срок проживания в жилом помещении?
– Еремей я, из двадцать второй квартиры. Трое нас тутова. Мне сто пятый год вот пошёл, Фоме с пятьдесят шестой – сто сорок, Фёдору из двадцать седьмой всего ничего – тридцать два года исполнилось, малец совсем, ещё борода не выросла. Ты это, ведьма… Делай побыстрее, что хотела, пока другие тебя не почуяли. Малец пусть не знает. Так, в неведении, с надеждой – оно и лучше помирать. Сама скоро поймёшь, в твоих-то часах батарейка тоже на исходе.
И толстый короткий палец показал на моё запястье под манжетами перчаток с обрезанными пальцами.
– Я не ведьма, – оторвала я взгляд от экрана. – Могу только распознавать и чувствовать магию.
Домовой лишь усмехнулся, но промолчал.
Я же напряглась, уловив шум снаружи. Погасила свет и, поднявшись со ступеней, переместилась ко входу в подвал. Открыла дверь, скользнула внутрь, стараясь дышать через раз из-за вони и затхлости воздуха. Встав слева от проёма, замерла.
– Пашка, это глупо и опасно! Если нас сторож поймает? Или кто из строителей? – голос был молодой, ещё мальчишеский, только начинавший ломаться. – Если что и оставалось в квартирах, всё давно вынесли.
– Не вынесли, – упрямо возразил другой, более низкий. – Мать пусть и пропила почти всё, этот чемодан хранила. Это семейная память… Хоть мамке и плевать было: ей водка семьёй стала, а не я. В детдом вещи нельзя было принести – раздербанили бы, а теперь я всё, что в этой квартире осталось, в новую заберу. Нам на прошлой неделе уже ключи отдали.
– Везёт! Мне ещё полтора года в детском доме париться. Кто знает, будут ли квартиры потом давать.
Голоса приблизились, шаги раздались уже в подъезде. Двое быстро преодолели