Эти лживые клятвы. Лекси Райан
поместья Горста. Волокна впиваются в потрескавшуюся кожу, и каждый рывок наверх отдается в руках болью.
Я спрыгиваю с другой стороны и мягко приземляюсь на колени. Сестра говорит, что я похожа на кошку, потому что всегда, когда спрыгивала с деревьев и крыш, на мне не было ни единой царапины. Но мне больше нравится думать, что я похожа на тень. На тени никто не обращает внимания, и они приносят больше пользы, чем считают большинство людей.
До дома идти десять минут. Я почти хромаю под тяжестью своей добычи. Как просто было бы отдать мадам Вивиас то, что ей причитается, лечь в постель и проспать двенадцать часов кряду.
Но после того, что увидела в хранилище, в той стопке контрактов, – я не могу.
Я отворачиваюсь от дома и иду по переулку мимо магазина одежды, где работает моя сестра Джас. Свернув за таверну Горста и зайдя за переполненный мусорный бак, я проскальзываю в городское «семейное жилье». Какая ирония. В четырехэтажном здании расположены двенадцать двухкомнатных квартир, на каждом этаже есть общая ванная и кухня. Это убежище, и получше многих, но меня передергивает от отвращения, когда я вспоминаю, как сильно от него отличается огромное поместье Горста.
Дверь моей подруги Ник приоткрыта. Из комнаты слышны рыдания. Через щель я вижу, как ее дочь Фаун сидит, свернувшись калачиком, у стены, и как дрожат ее плечи. У Фаун такая же темная кожа и волосы, как у ее мамы. Однажды Ник сказала мне, что после рождения дочери ее жизнь изменилась – что с того момента больше всего она хочет быть лучшей матерью, даже если ради этого ей нужно будет перейти границы, от пересечения которых она хотела бы оградить свою дочь.
Я толкаю дверь и захожу в комнату. Фаун вздрагивает.
– Тише, дорогая. Это я, – шепчу я, опускаясь на корточки. – Где твоя мама?
Девочка поднимает голову. По ее щекам стекают слезы. Она начинает рыдать с удвоенной силой и раскачивается из стороны в сторону. Ее всю трясет, как будто она пытается удержаться в порывах невидимой бури.
– У меня нет времени, – говорит Фаун.
Я не спрашиваю, о чем она говорит. Я уже знаю. Я слышу шум шагов и оборачиваюсь. За моей спиной стоит Ник. Ее руки скрещены на груди, на лице застыло выражение ужаса.
– Она сделала это, чтобы спасти меня, – ее голос звучит хрипло, как будто она плакала и только усилием воли заставляет себя говорить спокойно. – Пошла к Горсту, чтобы купить мне лекарства у целителя.
– Ты умирала, – говорит Фаун, сердито вытирая слезы. Она смотрит на меня. – У меня не было выбора.
– Был. Ты могла сказать мне. Я бы не дала тебе подписать этот контракт.
Я сжимаю руку подруги. Все дело в отчаянии. Это оно стирает из списка доступных вариантов решения проблемы правильный выбор. Ник знает это не хуже других.
– Я пойду вместо тебя, Фаун. Поняла? – говорит Ник. По выражению лица подруги я понимаю, что она настроена весьма решительно – и это разбивает мне сердце.
– А что будет со мной? – спрашивает Фаун.
Хотелось бы мне, чтобы она не понимала, что ее ждет. Возможно, когда мать займет ее место, ее судьба