Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза. Юрий Горюхин
собирались! Нас же Алексей там ждал – обидится теперь, наверное… – Люся Кренделькова совсем расстроилась и, не попрощавшись, пошла к железной на тугой пружине двери общежития троллейбусного депо № 2.
Вечером, уложив Радика, Антонина шепнула ВЭФу: «Христос воскрес, Михсергеич!». «Я тебе так скажу, Загубина, – вздохнул радиоприемник, – оно, конечно, нужны и другие нравственные ориентиры, плюрализм опять же, я вот не исключаю встречу с Папой Римским и, вообще, надо пересмотреть догмы, расширить кругозор, Яковлев тоже говорит, давай, мол, отдадим церкви ее имущество, ну, в общем, воистину воскрес, Загубина!»
1 мая
Антонина сварила маленькую картофелину и тонкую кривую морковку, протерла их через мелкое сито, добавила чайную ложку сливочного масла и четвертушку вареного желтка, растертого в молоке. Радик все это выплюнул себе на живот и, взревев, потянулся маленькими ручонками к груди матери. Мать чертыхнулась, потому что раздался звонок в дверь. Антонина открыла и от неожиданности впала в ступор. Верка-буфетчица, не дожидаясь приглашения, шагнула через порог.
– Ну все! – объявила Верка, – новая жизнь началась – законная! Индивидуально-трудовая! У тебя большой цинковый таз есть литров на пятьдесят?
– Нету у меня таза… – на всякий случай испугалась Антонина и на всякий случай закрыла собой сына.
– Ничего, ванна тоже сойдет! Джинсы будем варить! – заглянула в малюсенькую ванную комнату Верка.
– Зачем их варить, это же не пельмени, – так и не могла придти в себя Антонина.
– Ну колхоз! Ну Иглино! Это же последний писк моды! Кстати, о пельменях! Будем считать, что ты мне ничего не должна, начнем, как говорится, жизнь с чистого листа: я тебе привожу джинсы с уфимской швейной фабрики «Мир», белизну из Стерлитамака и все остальное, ты отпарываешь от джинсов этикетки, варишь, сушишь их, потом пришиваешь фирменные лейблы из Армении – я тебе их тоже привезу – и получаешь с каждой пары э-э… Ну потом договоримся! – улыбнулась Верка и приобняла Антонину.
Радик захныкал, Антонина наконец пришла в себя:
– Я тебе должна за пельмени?! Да как ты! Да как твой язык! Да ты спекулянтка крашеная! Пошла отсюда, пока Михаилу Сергеевичу не сказала!
Верка криво усмехнулась, но насторожилась, услышав очевидно знакомое имя-отчество, но находящееся явно за пределами ее обширного круга знакомых:
– Да ладно, ладно! Не хочешь деньги вылавливать, которые, можно сказать, в твоей ванной плавают, – не надо! И, если что, то мне тоже есть кому позвонить. У меня в милиции знаешь какие прихваты!
– Участковый Лампасов, что ли? – съехидничала Антонина.
– Не участковый, а старший участковый инспектор капитан Лампасов. Самогонку гонишь?! Проверит! Бордель содержишь?! Проверит! По ночам в карты на деньги играешь?! Проверит! Все проверит! Житья не даст, никакой тебе, мать-одиночка, Сергеич не поможет против Лампасова! – вошла в раж Верка.
Но как вошла Верка в свой раж, так сразу из него вышла, более того, сначала нахмурилась, а потом