Пограничная зона. Басти Родригез-Иньюригарро
настоящей любви.
Ему становится дурно. Тело, забытое между диваном и стеной, стремится к отключке. Гаснет шафрановое солнце, тьма катится с горизонта.
Колесо погружается в лужу по самую гайку, чавкает ненадёжное, податливое дно…
Порядок, велосипед не ложится на бок, девушка пролетает выбоину и штурмует пригорок.
Сумрак рассеивается. Приятель, на руке которого он повис, выдыхает. Может, на самом деле они оба не падают, потому что держат друг друга за шиворот, а прочие жесты – лишняя суета? В пограничной зоне воля весомей физики.
– Господи, ну что, что ты здесь забыл? – вопль любимого врага возвращает луже масштабы озера.
– А ты? – он заводится с пол-оборота. – Что ты устроил на этих берегах? Чем набиты твои трюмы? Что ты ради наживы делал?
Героический пафос снижается цинично-болотной мимикой:
– Чего я только ни делал… Впрочем, тебя не удивить.
Они душат нехороший смех, уткнувшись друг другу в плечи, но если он, поднимая глаза, готов к противостоянию, то лицо компаньона по вылазкам белеет пораженческим флагом, растерянный шёпот хрустит отчаянием:
– Чем набиты мои трюмы?
Жаждет неожиданного ответа, но оппонент безжалостен:
– Золотом и прочей блестящей ветошью – чем же ещё?
– До гнусности скучно… Должно быть что-то другое, – приятель замирает. – Нет. Не вижу иного повода. Не вижу иной добычи.
Призывно вздрагивает кадык, пепельно очерчивается яремная вена, зажатый в руке угол воротничка кинжально остр. Он отводит взгляд и цедит буднично, между делом:
– Слышь, я тащусь с того, как мы двое стоим и презираем материальные ценности.
Визави делает первый вдох за минуту, подхватывает:
– Не столько презираем, сколько находим недостаточными. Неудовлетворительными. Ничего не меняющими. Нам ли не знать, что они кружат голову, замыливают зрение, отягощают карманы и рюкзаки, на световых скоростях утекают в ту же клоаку, из которой взялись, а если не утекают, то приедаются и бесят.
– Короче, говори, что искал на этих берегах священный грааль, – фыркает он.
– Да вы там что, все как один экзальтированные фанатики? – любимый враг с наслаждением возвращает должок. – При чём тут священный грааль? У вас в каждой колонии по граалю?
– По паре. Тысяч. Разных. Чтоб всякой твари… – он смотрит под ноги, смущается, улыбается. – Очень старая шутка. В любой непонятной ситуации говори, что ищешь священный грааль, – поднимает взгляд и добавляет ошарашенно, далеко не в мажорной тональности, с привкусом фатализма: – Не исключено, что найдёшь.
Дымно сереет шафрановое солнце, лиловеет клубящаяся высь. Тёмные воды медленно катятся с горизонта. Он обращает лицо к югу. Хочет, чтоб жахнуло.
Пограничная зона ловит посыл, танцует с его тоской. Иллюзорно безмолвный разряд впивается в небо. Рассыпается огневыми нитями. Двоится, троится. Ещё. Ещё. Древесные кроны в негативе. Световые