Клоун. Никита Белугин
орм, обычаев и правил, он не может считаться ни кем другим. Взять хотя бы уже одно то, что он коротал часть своей жизни в псих-больнице, конечно делает его сумашедшим в глазах абсолютно любого обывателя. Зовут его Пеле (как известного футболиста), но не потому что он любитель футбола, и кожа у него не смуглая, а совсем напротив, бледноватая, и волосы не чёрные, а русые, да и комплекция его слегка с жирком. Его прозвали «Пеле» и даже родная мать его так называла, а на самом деле его имя Павел, но почему-то все звали его этим псевдонимом. В больницу он попал от скуки, как бы это странно ни звучало. Как-то раз он рассорился в пух и прах со своими родителями, с которыми жил в возрасте двадцати двух лет, и они нашли в его поведении некую опасность для себя и решили пойти на крайнюю меру… Так как сын их нигде не работал и не учился, они решили таким способом заодно как бы освежить и проучить его, а вдруг он возьмётся за ум. И что же? Приехавшие санитары, – один здоровый взрослый мужчина в очках с басистым голосом и с ним парень со странной причёской, худющий и которому по видимому самому не помешало бы «подлечиться», – не нашли в Пеле ни каких признаков «шизофрении» до тех пор пока Пеле не огрызнулся на один из скучных и неуместных вопросов, наподобие какой сейчас год, месяц, число. Санитар, тот что взрослый, (молодой был видимо вроде стажёра) был тоже не из терпеливых людей, учитывая, что ещё обладал безграничной властью в данной ситуации над Пеле, пригрозил ему отправить его лечить. На что тот, как я уже и говорил, от скуки и частых скандалов дома, ответил: «А поехали!». И надо было видеть реакцию этих санитаров после такой команды, – они именно услышали согласие ехать в дур-дом, как собаки команду «взять». Ведь сами они не нашли в нём ничего подозрительного, но после добровольного как бы признания своего сумашествия, они заняли такую позицию, будто представив, что перед ними действительный буйный псих, с которыми они впрочем чуть не ежедневно сталкиваются на вызовах.
– Смотри что б не побежал.– сказал старший младшему, когда Пеле стал переодеваться по их приказу прямо при них. В этот момент Пеле почувствовал, что назад дороги уже нет и что он может быть слишком легкомысленно и шутя сказал «поехали»; но смелости не утратил. Его доставили на окраину города, «на седьмую версту», завели в приёмную, усадили, вызвав глав-врача. «Глав-врач» совсем не отвечал визуально своему статусу. Это была дама метра полтора ростом с выпученными глазами, но усиленно прихорашивающаяся инвалидка с палочкой, обутая в специальную обувь для хромоногих. И вот, не смотря на такое казалось бы ничтожество, она получив ответ на вопрос касаемый причины приёма пациента, немедленно заключила, что «у него шизофрения» и велела отправить «больного» в четвёртую палату, – это была палата для новеньких и люди в ней были под особым надзором. Пеле вздумал было поговорить с ней, дескать «я никакой не шизофренник», но она и услышать его не удостоила, отправившись, сильно раскачиваясь при этом, восвояси. Тут Пеле понял, что «точно, дошутился». Он по своей юной неопытности думал, что эта больница подобна тем больницам, куда он подростком ходил с мамой и где всякая женщина относилась к нему с лаской и заботой о нём. Как же сильно он ошибся!
Четвёртая палата отличалась от всех остальных «номеров» тем, что из неё нельзя было выходить, то есть ни набрать воды чтобы попить, ни справить последствия выпитой воды, – без разрешения надзирателя-санитара нельзя. Пеле доставили уже затемно, вечером, поэтому резкого впечатления на него психушка не произвела, он как и в других больницах, в которых ему иногда приходилось лежать в жизни, после отбоя попытался уснуть в чужом непривычном месте. Только один из сопалатников заговорил с ним (а их было более десяти, палата отличалась размером от обычных); он спросил у него закурить, что свойственно в местах заключения.
Пеле проснулся утром от нестерпимого холода. Мед-персонал всегда проветривает всё отделение, открывая окна, не смотря на то, что на дворе стояла уже холодная осень. Немного погодя послышался крик санитара, мужчины лет тридцати пяти: «На таблетки!» Начала собираться очередь, достигавшая метров пятнадцати и более, – палата Пеле была посередине отделения и дверь в неё никогда не закрывалась, так что он прекрасно мог наблюдать коридор, к тому же он лежал на кровати возле выхода. Он очень, как и все я думаю, был наслышан о «набивании головы ватой» в псих-домах и решил во что бы то ни стало не пить никаких лекарств, к тому же он был здоров. Когда вся очередь почти закончилась, мед-сестра, очевидно проверяя список, кричала фамилии тех, кто ещё не выпил лекарство. Вот прозвучала его фамилия: «Воротов». Но Пеле намеренно не реагировал. На что доктора оказали ему честь и сами пришли с таблетками, положенными в столовую ложку с водой. Такой ложкой с водой, с положенными в неё капсулами и таблетками, целыми горстями, кормил санитар каждого и из тех, кто стоял в очереди в коридоре, проверяя после того, как «больной» проглотит содержимое и запьёт водой из стакана, всё ли он проглотил. Логично было бы ударить по ложке, уронив всё на пол, но Пеле струсил и не стал прибегать к столь резким движениям, а решил просто молчать и не открывать рот, в который уже стал пытаться тыкать своей ложкой санитар. В итоге получилась борьба, санитар позвал подмогу, Пеле привязали к кровати,