Чётки. Голиб Саидов
и продолжалась бы, наверное, эта идиллия до сегодняшнего дня, если бы мы своим поведением не дискредитировали сам институт коляды, заставив взрослых пересмотреть своё отношение к нему, с учётом вновь сложившихся реалий на постсоветском пространстве.
А все дело было в том, что новому подрастающему поколению космонавтов и лётчиков, впитавших в себя атеистическую советскую пропаганду и идеологию, были чужды такие понятия, как страх перед божьей карой, перед чистилищем, перед ответственностью за свои поступки. Словом, чужды были все те моральные и нравственные устои, на чем зиждилось воспитание наших дедов и прадедов. А потому мы, поразмыслив немного, вдруг сообразили, что под предлогом колядок очень удобно «тырить» чужие велосипеды. Благо, их было, чуть ли не в любом доме и без всякой привязи.
Осторожно войдя во двор какого-нибудь дома, мы жадно озирались по сторонам в поисках вожделенного предмета и, увидев нашу двухколёсную жертву, спешно и незаметно старались вытащить её на улицу. Все было продумано до мелочей: едва кто-либо из домашних выходил во двор, как мы тут же, временно оставляли свою добычу в покое и пронзительным голосом завывали: «Ассалому-ляйкум, бизлар келдик…»
Внешне все выглядело невинно, и нам даже на первых порах все сходило с рук, пока… Пока инциденты с кражами велосипедов не приобрели характер массовой эпидемии. Верна пословица: «Что посеешь, то и пожнёшь». С каждым разом задача наша усложнялась, ибо бдительные хозяева были уже в достаточной степени проинформированы о последствиях подобных колядок, а потому вместо богоугодных конфет и монет на наши головы стали обрушиваться бранная ругань, а иногда и горсти камней.
Апофеозом наших похождений явился случай, после которого мы раз и навсегда забыли о традиционных песнопениях.
Войдя в очередной двор, часть из нас хором затянула известный мотив, другая же – ринулась расправляться с «железным двухколёсным конём», марки пензенского велосипедного завода. К нашему великому изумлению велосипед оказался намертво привязан к столбу массивной цепью, на концах которой висел огромный амбарный замок. В замешательстве мы притихли. Наконец, в глубине дома открылась дверь, и в свете сгустившихся сумерек, проявилась тёмная фигура мужчины.
– Ё савоб, ё жавоб! – со слабой надеждой, выдавили мы из себя.
– К#ток!!! (Х#й /вам/!!!) – оглушил нас отнюдь не богоугодным ответом грубый мужской голос, заставив нас как по мановению волшебной палочки, раствориться во тьме наступивших сумерек.
Жаль, конечно же, но на этом интерес к колядкам у нас пропал окончательно и бесповоротно.
Бусинка четвертая – Моя первая Пасха
худ. Т. Жердина «Цветок Жизни», батик, свободная роспись.
Манзурка выбежала из соседнего подъезда как раз в тот самый момент, когда я поравнялся с ним. Лицо её излучало неописуемую радость и ликование. В каждой руке было зажато по цветному яйцу.
– Что это у тебя? –